Коридор был, казалось, бесконечным – плохо просматриваемым, к тому же, и не полностью освещенным. Нельзя было из прихожей точно определить площадь коттеджа и предположить, сколько в нем комнат. Стояла полнейшая тишина, и только по легкому скрипу от туфель швейцара Александр понял о его приближении. Правда, вернулся тот уже не один. Из глубины показался вдруг и второй мужчина, очевидно, хозяин. В домашнем халате и мягких тапках – потому и бесшумных.
Хозяин приближался размеренно и неторопливо, что дало возможность рассмотреть его. Высокий – немного выше ростом Александра, статный, подтянутый мужчина средних лет, с узким разрезом темно-зеленых глаз, прямым носом и тонкими губами. Причем, если Саше во избежание появления «пивного животика» не приходилось специально заниматься спортом (хотя он и занимался) – тот был худ от природы, то Коновалов действительно за собой следил. Семён Викторович был скуп на эмоции и жесты, лишних движений не допускал, но и в походке было сказано многое: хозяин здесь однозначно он.
Приблизившись, наконец, к Александру, Коновалов едва заметно склонил голову в знак приветствия и вопросительно уставился на него. Остапенко снова тормозил, но вовсе не от неловкости или забывчивости: лицо Коновалова было ему знакомо. Да только где, при каких обстоятельствах, и когда они могли встретиться – вариантов было масса, чтобы сходу найти верный.
– Вы сказали, у вас ко мне извещение? – вежливо уточнил Семен Викторович, поняв, что собеседник испытывает затруднения. Верхняя губа его слегка дернулась, в холодных глазах проскочило нечто вроде надменности и неприятия.
– Ах да, конечно, – качнул головой Саша, протягивая бумагу. Следовало взять себя в руки и поскорее. – Мой знакомый попросил его подменить и заехать, вручить вам. Вы не против, что это делаю я? Вот мои документы, – он показал водительские права. – Я тоже юрист.
– Мне, честно говоря, без разницы, – сухо пояснил Коновалов. – Давайте, я возьму. Вам расписаться?
– Да, если можно, – кивнул Остапенко, радуясь, что клиент попался дотошный в том смысле, что сам проявлял инициативу и не отказывался сотрудничать. Далеко не каждый получал извещение на уплату алиментов столь хладнокровно и добровольно.
Александр закопался в дипломате в поисках ручки. Коновалов только чуть взглянул на все еще стоящего позади него швейцара, как тот лихо извлек ручку откуда-то из кармана и протянул хозяину. Остапенко вконец засмущался, пристыженный своей внезапной беспомощностью.
– Простите, обычно я более собран, – пробормотал Саша, не выдержав мук совести.
Коновалов взял документ и расписался. На фразу Александра он не среагировал и почти ушел, как внезапно остановился, странно посмотрев на нотариуса. Словно тоже его признал. Что-то вызвало его интерес.
– Со всеми бывает, – промолвил Коновалов, глядя будто бы не на Сашу, а сквозь него. – Трудный день?
– В том-то и дело, что нет. Просто какой-то… неуклюжий, – выразился Остапенко.
– Может, желаете чего-нибудь выпить? – неожиданно предложил Коновалов. – Я, признаться, не был готов к посетителям или гостям, – он, извиняясь, развел руками, показывая на свой домашний вид, – но мне следовало бы сразу вам предложить. Вам ведь наверняка далеко возвращаться в город, выпить не помешает.
Он уговаривал Александра остаться, и это было более чем странным. Но жара стояла такая, что Остапенко и не подумал отказаться.
– Я бы выпил чего-нибудь холодного и безалкогольного.
– Лимонад? – даже улыбнулся Коновалов, будучи сама любезность.
– Подойдет, – скромно улыбнулся и Остапенко.
– Жора, сделайте, – бросил тот своему швейцару через плечо. – А вы, Александр Петрович, пройдемте. Отдохнете немного.
К удивлению Саши, Коновалов провел его по дому через весь первый этаж, почти до конца коридора. Где они вошли в узорчатые двери и оказались в маленькой, но уютной обеденной комнате. Семен Викторович усадил Сашу за стол, сам устроился напротив и смотрел на него как-то уж слишком загадочно и подозрительно, но без особых видимых эмоций. Остапенко опустил глаза, занявшись разглядыванием стола: внутри него плавали будто бы живые (или вправду?) рыбки, несколько ракушек, один коралл… чудо, а не стол! Прозрачный, стеклянный и дивный. Полки на стенах были заставлены статуэтками кораблей, большими и маленькими, в банках и без. Всюду висели и ожерелья из ракушек, крабов – в общем, сплошная морская живность.