Сегодня с утра старший помощник пристава отправил Ардова расследовать пропажу нижнего белья отставного прапорщика Горчицына на портомойне в Мучном переулке. Никакого ропота, на который рассчитывал фон Штайндлер, от Ардова получить не удалось — сыщик с готовностью принял поручение и отправился производить расследование.
В гостиной квартиры, куда в сопровождении чинов полиции прибыл участковый пристав, действительно имелось два трупа. В кресле неподвижно сидел мужчина в мундире морского офицера. Капитан-лейтенант опустил голову на грудь, словно решил вздремнуть. Можно было бы предположить, что он вот-вот очнется, если бы не едва заметное на черном сукне отверстие прямо напротив сердца. На ковре рядом с правой его ногой валялся револьвер системы Нагана.
Ближе к распахнутому окну, на ковре, навзничь расположился полноватый господин в креповом пиджачном костюме. На горчичном жилете отчетливо различались два темных пятна.
— Одна пуля в животе, другая — в груди, — сообщил Жарков, осматривая труп.
Письмоводитель участка, розовощекий юнец Андрей Андреевич Спасский, наконец-то привел в рабочее состояние переносной канцелярский прибор, разложил на нем бланк протокола и принялся записывать наблюдения криминалиста.
— Что можете сказать об обстоятельствах происшествия, Петр Павлович? — спросил Троекрутов.
— Можно допустить, что предполагалась приятельская встреча, — Жарков кивнул на круглый стол, где стояла еще не откупоренная пузатенькая бутылка «Эксцельсиора», — да что-то вспыхнуло…
Жарков подобрал револьвер и взглянул в откинутый барабан.
— Господин офицер выпустил три пули, — продолжил криминалист, — две из которых угодили в собеседника.
— А третья где? — удивился пристав.
— Возможно, вылетела в окно, — допустил Жарков и отодвинул тюлевую занавеску, прикрывавшую распахнутые створки.
— А кто же тогда прихлопнул его самого?
— Вероятно, имелся и третий участник, — сделал еще одно предположение Петр Павлович. — Произвел выстрел из своего оружия и сиганул.
Пристав навалился пузом на подоконник и, перевесившись наружу, посмотрел вниз. Под окном имелась крытая дранкой покатая крыша дровяного сарая, пристроенного вплотную к стене дома, так что идея покинуть помещение через окно была не лишена оснований.
Убийство военного на территории вверенного участка весьма раздосадовало Евсея Макаровича — теперь уж точно проверяльщиков не избежать.
— Кто таков, известно? — глухо спросил он, ни к кому прямо не обращаясь.
— Капитан-лейтенант Лундышев Александр Петрович, хозяин квартиры, — доложил Свинцов, уже успевший привести старшего дворника в чувство и выудить нужные сведения. — Служит на Обуховском сталелитейном заводе.
— Обуховском?.. — переспросил Евсей Макарович и посмотрел на старшего помощника, желая получить хоть какие-то объяснения случившемуся.
— Контр-адмирал Шанц, — склонившись к уху, напомнил фон Штайндлер личность председателя правления военного завода.
К ужасу участкового пристава, вытанцовывался целый заговор.
«Пара господ заявилась с шампанским к военному инженеру и попыталась склонить к чему-то неблаговидному… Возможно, имели место и угрозы… В ответ на гнусные подстрекательства герой извлек из кобуры револьвер и шлепнул одного из негодяев. К несчастью, второй оказался проворнее и успел расправиться с капитан-лейтенантом… И сиганул в окошко… — Троекрутов тяжело вздохнул. — Где его теперь искать-то?.. А без убийцы закрыть ведь дело не дадут, будут трепать на каждом совещании — вот, мол, у тебя, Евсей Макарыч, морских офицеров средь бела дня в собственных квартирах жизни лишают, а вы там у себя и в ус не дуете…»
— Почему это не дуем? — обиделся он и тут же сообразил, что сказал это вслух.
Чины полиции с удивлением уставились на начальника.
— Я говорю, у нас тут морского офицера в собственной квартире хлопнули, а вы, господа, и в ус не дуете! — строго сказал он.
Возразить на это было нечем.
— Что мы можем сказать господину контр-адмиралу? — продолжил распаляться Троекрутов, принявшись расхаживать по комнате. — Почему убили этого Лундышева?
С военными, как хорошо знал Евсей Макарович, дела обыкновенно добром не кончались: своих они зачесть в преступники никогда не соглашались, а совсем без виновных закрыть дело в управлении тоже не позволяли — вот и приходилось всякий раз при подобных случаях изобретать злоумышленников из числа беспаспортной рвани, надерганной в беспричинной облаве где-нибудь в «Вяземской лавре». Дело это было хотя и привычное, но малоприятное, да и — чего уж тут греха таить — с законом никак не сообразующееся.