Вскочив со стула, я несусь к двери. Мама с папой кричат вслед, прося вернуться, но эти просьбы заставляют меня бежать быстрее. Все ученики на уроках, мои шаги громким эхом отдаются в пустых коридорах. Поворот, лестница, коридор.
– Сойер! – кричу я, увидев, как он толкает входные двери.
Он не останавливается, заставляя меня бежать быстрее.
– Подожди!
За ночь температура упала на несколько градусов, и растаявший снег превратился в тонкую корку льда, на которой я поскальзываюсь. Из-за скорости и зашкаливающих эмоций я теряю контроль не только над разумом, но и над телом и заваливаюсь вперед. Сумка с глухим звуком приземляется на землю. Грохнувшись на колени, впечатываю ладони в холодный асфальт. Волосы падают на лицо, мешая видеть, но я отчетливо слышу поспешно приближающиеся шаги Сойера.
– Ты как, Гномик? – спрашивает он, обхватывая меня за плечи.
– В порядке.
Сойер помогает мне встать и продолжает придерживать за плечи, словно я снова вот-вот рухну. Опустив голову, я рассматриваю ссадины на ладонях и разодранные колени. Странно, но я не чувствую боли.
– Черт, колготки порвала.
– У тебя кровь, а тебя волнуют колготки, – говорит он, поднимая с земли мою сумку. – Еще и выбежала без куртки, глупая.
Сняв с себя куртку, Сойер накидывает ее на мои плечи. Меня окутывает теплом и ароматом его парфюма. Этот запах дарит ощущение безопасности, словно я где-то в прошлом, в месте, где все было хорошо.
Щеки режет ледяной порыв ветра, и я будто отхожу от наркоза, наконец чувствуя, как колени начинает обжигать саднящей болью.
– Поговорим? – спрашиваю я.
– Давай сначала обработаем твои ссадины.
– У меня в машине нет ничего для этого. – Поймав осуждающий взгляд Сойера, я морщу нос. – Что? Не смотри на меня так. Я не собиралась раниться за рулем, я оптимист.
– Расскажу об этом твоему отцу, он будет в восторге от твоего оптимизма.
– Ключи от машины тут, – я указываю на свою сумку в его руке. – Ты ведешь.
До дома мы едем молча. Сойер выглядит расслабленным и спокойным, злость выдает лишь крепко сжимающая руль рука с побелевшими костяшками пальцев.
– У тебя спокойствие маньяка.
Брови Сойера медленно ползут вверх.
– Что?
– В документальных фильмах выжившие жертвы часто рассказывают о том, как спокоен был убийца перед нападением. Вот от тебя сейчас исходит нечто похожее.
– Я живу под одной крышей с двумя женщинами, которых задевает даже неправильно подобранная интонация вопроса. Привык сдерживаться.
Увидев свой дом в конце улицы, я нервно ерзаю.
– Прозвучит нездорово, но мне бы стало легче, если бы ты накричал на меня. Потому что все, что ты пока делаешь, это избегаешь даже смотреть мне в глаза.
– Я не хочу кричать на тебя, Райли. Просто действительно не знаю, что сказать.
В доме тепло и тихо, в холле витает слабый запах маминых духов с табаком и ванилью. Сняв куртку Сойера, я иду наверх в ванную и включаю теплую воду, но как только подставляю разодранные ладони под струю, тут же шиплю от обжигающей боли и отдергиваю руки.
Взяв из тумбочки аптечку, возвращаюсь в комнату и сажусь на кровать. От каждого движения ранки саднит все сильнее, поэтому я пытаюсь открыть пластиковые клапаны контейнера с такой осторожностью, словно у меня накрашены ногти.
– Давай помогу.
Сойер без затруднений снимает крышку и поливает ватный шарик антисептиком. Присев на колени напротив меня, он обхватывает пальцами мое правое запястье и осторожно прикасается к ранкам. От сильного жжения я, стиснув зубы, резко втягиваю воздух. Сойер дует на мою ладонь, и становится немного легче.
– Ты не должен уезжать, это неправильно. У нас весь Ноттингем в свидетелях, что Каллум получил за дело.
– Но получил. Я ударил первым. В этом можно было бы разобраться, Райлс, но какой смысл, если три самые важные женщины в моей жизни всегда решают все за меня против моей воли?
Обработав правую ладонь, он берется за левую.
– Мама путем манипуляций добивается своего. Зоуи выбирает, куда мы пойдем, фильмы на вечер и даже еду. Ты скрываешь правду, которая касается непосредственно меня. Я каждый раз иду у вас на поводу, потому что не хочу обидеть и не могу смотреть, как вы плачете. И с моим мнением ни одна из вас не считается, потому что вы конечно же всегда знаете, как будет лучше для меня.
– Это неправда.
Сойер поднимает голову.
– Мама решила, что мне нельзя заниматься музыкой, потому что концерты в пабах могут закончиться тем, что я начну пить. Но алкоголизм – ее порок, а не мой. Зоуи во время готовки добавляет во всю еду тимьян и базилик, которые я терпеть не могу. А ты врешь мне в лицо о самых важных вещах, потому что думаешь, будто поступаешь правильно и защищаешь меня. У тебя была тысяча возможностей сказать мне правду, Райли.