Красный «Мустанг» дважды сигналит мне на прощанье перед тем, как сорваться с места, а я бреду в конец улицы к остановке школьного автобуса.
На риторике я стараюсь вникнуть в тему занятия, но сосредоточиться слишком сложно. Виски пульсируют от боли, а насморк такой сильный, что я уже трижды брала у мистера Чалмера пропуск, чтобы сходить в уборную и высморкаться.
Путь до стадиона кажется мне вечным. В раздевалке девчонки бурно обсуждают Каллума Брайта, который привез в школу новенькую, прямо как Эдвард Каллен в «Сумерках». Все сочувствующе посматривают на меня, что жутко нервирует.
– Хватит уже, мне плевать на Каллума, – огрызаюсь я, но вряд ли это звучит убедительно из-за слезящихся от простуды глаз.
– Черт, подруга, тебе лучше пойти домой, – обеспокоенно произносит Ви, оглядывая меня с головы до ног. – Выглядишь отстойно.
– Я чувствую себя намного лучше, чем выгляжу.
Шмыгнув носом, я захожусь в кашле, и Ви предусмотрительно отходит на шаг.
– Вперед, «Северные звезды»! – выкрикиваю я, выбрасывая вверх сжатую в кулак руку. – Видишь?
– Вижу, что ты где-то подцепила черную чуму.
Разминка начинается с пробежки по стадиону, и уже через сто пятьдесят футов я готова выплюнуть легкие. При очередном приступе кашля я останавливаюсь.
– Беннет, на сегодня свободна! – слышу я за спиной крик тренера Кинни.
– Я в норме! – Показав большой палец, возобновляю бег.
– Не хватало, чтобы ты всю команду заразила. Домой!
Я думала, что намного сильнее, была уверена, что выдержу тренировку, но у меня нет сил даже на то, чтобы спорить с тренером, поэтому сдаюсь и плетусь к раздевалке. Что ж, по крайней мере, я попыталась.
С радостью влезаю в теплый свитер и куртку. Натянув шапку, выхожу на улицу и тут же замираю, когда вижу Сойера, прислонившегося плечом к стене рядом с дверью.
– Ты чего тут делаешь?
– Подрабатываю твоим сталкером по найму. Ждал, когда тебя выгонят с тренировки и отправят домой.
– Мама с папой прислали?
– Да. – Протянув руку, он снимает рюкзак с моего плеча. – Ты все утро не берешь трубку, твои родители с ума сходят.
– Я забыла телефон дома.
– Поверить не могу, чтобы Райли Беннет забыла телефон. Ты точно не в себе.
– Заткнись.
– Как себя чувствуешь? – Закинув рюкзак на плечо, Сойер поправляет мою съехавшую набок шапку. – Хотя можешь не отвечать, и так вижу. Какого черта?
– Я думала, что справлюсь. Меня ведь не зря называют Райли «все, везде и сразу» Беннет.
Склонив голову набок, он цокает языком.
– Никто тебя так не называет.
– Правда? Ты уверен?
– Я абсолютно точно уверен в этом, Райлс.
– Ну, значит, меня могли бы так называть, надо просто пустить слух о новом прозвище. – Шмыгнув носом, я потираю слезящиеся глаза. – Меня выгнали с тренировки, но я рада, потому что у меня гудит в ушах и ломит все тело. А еще я хочу плакать и спать. – Всхлипнув, я быстро вытираю слезы тыльной стороной ладони. – Хотя я уже плачу.
– Иди сюда.
Тихо усмехнувшись, Сойер притягивает меня к себе и крепко обнимает, отчего я окончательно расклеиваюсь.
– Пореви немного, – говорит он, покачивая меня в объятиях, – и я отвезу тебя домой. Идет? Будешь весь день спать, ну или читать свои любимые книги про холодные члены.
Рассмеявшись сквозь слезы, я прижимаюсь щекой к его груди. Почему-то, когда Сойер рядом, я разрешаю себе быть слабой и часто веду себя как нытик. Может, все дело в том, что в школе никто не должен видеть меня такой: жалкой, слабой и ноющей из-за пустяков. Все знают Райли Беннет из Ноттингема как позитивную девушку, которая никогда не устает, с легкостью везде все успевает и мотивирует других на победу.
А Сойер знает меня с другой стороны: настоящую, вредную и плаксивую. И в этом мы похожи, потому что тем, кто с ним близко не знаком, может показаться, что он суровый, немногословный и замкнутый. Когда мы вместе, то Сойер много смеется и шутит, а моментами может вести себя как ребенок, потащив меня на улицу, чтобы пройтись под летним дождем.
Наши настоящие версии словно секрет, который знаем только мы, и мне больше ни с кем не хочется делиться этим.
Глава 8
Родители ворчат на меня с присущей им родительской заботой. Мама заставляет поесть, хотя аппетита совсем нет. Она приносит мне куриный суп прямо в постель, и это значит, что уровень ее переживания дошел до отметки «критический».
Мама поддерживает меня во всем, разрешает ходить на свидания, знает, что я уже начала вести половую жизнь, поэтому время от времени напоминает о защите, но если я ем в постели – она превращается в злую мачеху и кричит до тех пор, пока тарелка с едой не окажется на обеденном столе. Страшно сосчитать, сколько раз мне прилетало за то, что я ела злаковое печенье в кровати и оставляла после себя крошки. Еда в постели в этом доме – привилегия для заболевших.