Марк, ты должен немедленно вернуться в палату! возвестила Цветочек, возникшая поблизости, едва я сделал шаг в холл.
Я не сдвинусь с места, пока мне не объяснят, где я нахожусь и что тут, черт возьми, происходит! рявкнул я.
И тут же пожалел об этом, увидев в глазах бедной девушки неподдельный испуг.
Впрочем, сам я был напуган не меньше. Хотя мы расстались всего несколько минут назад, Свету теперь облегал тонкий сплошной комбинезон из искрящейся ткани. Волосы были убраны в тугой пучок, а на лице не обнаружилось ни крупинки косметики.
Ты когда переодеться успела? только и выпалил я.
Переодеться? Ты о чем, Марк?
Прекратите мне тыкать! возмутился я. Кто вы такая? Почему вы только что были одеты, как шлюха? Почему у меня в палате бабушкина койка и сраный линолеум? Что это за место? Почему я старик? Признавайтесь!
Тебя зовут Марк Гурецкий. Ты в горбольнице, зачастила медсестра, оглаживая меня по рукам своими маленькими ладошками. Двое суток назад тебя привезли к нам без сознания. Предварительный диагноз обширный НРК. Основные функции организма в норме, не о чем беспокоиться. А палата и персонал выглядят так, как им привычно выглядеть в твоем представлении, система выбрала
В моем представлении? опешил я.
Ну да. Кому понравится просыпаться в незнакомом месте? улыбнулась медсестра, взяв меня под руку и мягко, но уверенно увлекая в обратный путь по коридору. Система извлекает из сферы данные о том, когда вы были в больнице в последний раз, и прорисовывает помещение соответственным образом.
Откуда извлекает?
Цветочек остановилась и уперлась в меня подозрительным взглядом.
Марк, скажи, пожалуйста: что ты помнишь? Опиши последнее событие перед тем, как ты очнулся в палате.
Ну я ехал по трассе и влетел в чертов КамАЗ. Меня ведро отвлекло. Нет, не ведро, а мазерати! На нем еще мажор ехал, чтоб ему пусто было. И дороги не освещены как следует. Нашего мэра надо гнать в шею за такое освещение.
На чем ты ехал? нахмурила лобик Света, и глаза ее сузились до размера щелок.
На форде на своем. Ему, наверное, звездец настал. Так ведь?
Ты помнишь дату, когда это случилось?
Эм-м-м двадцать первое. Вторник.
Двадцать первое что?
Мая, что же еще? разозлился я.
Спокойно, Марк, спокойно, Цветик снова принялась оглаживать меня по рукам, успокаивая, как щенка. А год помнишь?
Год?!!
На этот раз я похолодел по-настоящему. Все увиденное мной за это утро начало складываться в цельную картинку. Ответ на незаданный вопрос был уже очевиден: кома. Но сознание отказывалось в него поверить.
2013-й, сообщил я упавшим голосом.
Вот и хорошо, заверила меня Света, подталкивая к палате теплыми мягкими ладонями, от которых пахло цветочным лосьоном. Вот и славно. Вот и замечательно. Сейчас доктор к нам подойдет, он тебе все-все расскажет.
Я не собираюсь его полдня дожидаться, буркнул я. Пошли к нему в кабинет, я сам с ним поговорю.
Он уже идет, Марк, уверила меня Цветочек. Пять минут, и Джон Викторович будет на месте. Сейчас сам убедишься.
Не знаю, что меня больше уверило ее успокаивающий тон или немыслимое сочетание имени-отчества эскулапа, но так или иначе я подчинился. Мы вновь переступили порог палаты. За время моего отсутствия комната почти не изменилась. Разве что вместо тертого линолеума пол укрывал ламинат в точности такой, какой был в палате, где я давным-давно провалялся несколько суток после сотрясения мозга.
Цветочек тоже изменилась, едва переступив порог помещения. На месте комбинезона вновь возник фривольный халатик, волосы спрятались под чепчиком с маскарадным красным крестом, а длинные стройные ножки оказались затянутыми в чулки с крупной сеткой на сей раз не белые, а кроваво-красные. Губы девушки запунцовели яркой помадой, а веки украсились густыми тенями и озорными черными стрелками. Так вот, значит, каким я хочу видеть медперсонал, да? Ну что ж, после знакомства с немецким кинематографом этого следовало ожидать.