На Западе вопросы, не решаемые силой, решаются ещё большей силой и красноречием. Но действие только рождает противодействие; красивых речей менеджеров никто не слышит, особенно когда те говорят правильные вещи (неправильные хотя бы заставляют подчинённых проснуться от изумления). Даже наш всемогущий и всеведущий генеральный директор Рон не мог убедить менеджеров перевести работу в Индию. У них всегда находились рациональные аргументы: «Да, Рон, но…».
Чтение «Дао Дэ Цзин» помогало осознать: если менеджеру приходится «толкать», «пинать» и «убеждать», чтобы дело двигалось, значит, что-то в организации не так.
Я на Востоке, а Восток ищет гармонию; не обсессивные усилия, а спокойное, отстранённое «недеяние» Дао. Недеяние — это мета-действие: воздействие на более высоком уровне, противоположное как бездействию, так и суете.
Мудрый человек предпочитает недеяние и пребывает в тишине.
Всё происходит вокруг него как бы само собой.
Вместо того, чтобы добиваться перевода проектов, нажимать, толкать и умолять, а потом — убеждать, доказывать и спорить о результатах, надо выдохнуть — и создать поток.
А для этого надо…
Любовь и оргструктура
Ну конечно, начать надо с оргструктуры: как рентгеновский снимок, она проявляет корпоративный скелет в его ослепительной и позорной наготе. Заодно обнажаются и первопричины корпоративных хворей и недомоганий.
Мои инженеры были тогда организованы в отделы по технологиям — Java, C/C++, веб-технологии, тестирование. Все начальники отделов подчинялись, натуральным образом, мне. Перевод работы в Индию был мне выгоден: рост числа подчинённых поднимал мою карьеру вверх, как приток воды в шлюзе — лодочку. Но перевод работы должен быть выгоден тем, от кого он зависит! Поэтому лучшее, что я могу сделать, это отойти в сторону и не мешать. Если уж следовать совету Ходжи Насреддина, то буквально: «подать руку помощи» означает — ампутировать её и отдать другим.
Это была наша первая большая реорганизация: каждый из центров в Лондоне, Иерусалиме и Париже получил свою собственную «программную колонию» в Бангалоре: полную власть над людьми и поставками из Индии. Из подчинения мне мои люди перешли в прямое подчинение нашим внутренним клиентам, оставив мне в утешение лишь вторичную «локальную» отчётность.
Я всегда верил в фей и единорогов, но впервые стал свидетелем настоящего чуда: работа потекла к нам сама собой, как воды из скалы под ударом жезла библейского Моисея.
Когда мы убрали препятствия и создали наклон, заговорив «шершавым языком» организационных структур, нас услышали: поток хлынул. У зарубежных менеджеров появилась личная заинтересованность в успехе Бангалора. Они хотели расширяться, а в Индии это было и дешевле, и легче. Возросло не только количество, но и качество работы. Даже собственность некоторых програмных компонент (пусть не самых новых и перспективных) стала перетекать в Индию. Такими темпами лет через триста мы добьёмся равенства. Ну, да мы и не торопимся.
Раньше западные коллеги делились со мной выводами сколь смелыми, столь и обобщёнными: «индийские инженеры такие» или — ещё шире — «индийцы сякие». Теперь густой туман безличных стереотипов развеялся, из него проступили живые люди с именами и характерами: «Судир такой», а «Павитра сякая».
Мои люди остались прежними, но с изменением структуры изменилось отношение к ним: их не просто приняли, а полюбили. Любовь напрямую связана с оргструктурой: легче возлюбить своего подчиненного, чем «ближнего своего» — корпоративного конкурента.
Каждый иностранный менеджер был убеждён: его команда — дивное исключение в безбрежном океане посредственности, который являет собой Индия. «Мои индийцы лучше других, потому что я — их руководитель!». Я соглашался с каждым: ну конечно, твои — лучше всех! Но мое эго кричало и билось, как маленький зверёк, зажатый в ладони. Оно никак не могло примириться с тем, что «индийцы Влади» стали чьими-то.
Я сознавал, что, сохрани эго свою власть, потока бы не было, а если б он возник, то смыл бы эго, как река — мёртвый ствол, который её перегородил. И всё же в глубине души я чувствовал себя свергнутым с престола махараджей.
Я полагал раньше, что менеджмент — это профессия для эго-маньяков; для меня же менеджмент обернулся опытом смирения и отказа. Надеюсь, другим руководителям повезло больше и они могут навластвоваться всласть.