С первых дней 1932 года работа на площадке велась особенно напряженно.
В январе дала ток первая турбина электростанции. В феврале был получен первый кузнецкий кокс. Вся страна с нетерпением ждала вестей из далекого Кузбасса. 3 апреля наступил торжественный момент. Из летки доменной печи полился первый кузнецкий чугун.
Тот памятный день запомнился Андрею Севастьяновичу на всю жизнь. Тысячи строителей собрались у первой кузнецкой домны. К виду ее люди уже привыкли. Но раньше она стояла холодная, будто бы мертвая. А теперь над ней вился дымок, от кожухов на расстоянии веяло теплом.
— Задышала! — сказал кто-то рядом.
На площадку спускалась ночь, но никто не уходил. Было холодно. Ветер налетал порывами.
Наконец под утро торжественный момент наступил. В 6 часов из печи пошел поток раскаленного металла.
«Как зачарованные мы на него смотрели, — рассказывал Андрей Севастьянович. — А когда я домой возвращался, то вдруг в голове стихи начали складываться. Придут слова на ум, а я боюсь, что забуду. Скорее книжечку свою бригадирскую вытащу да запишу.
Так у меня стихотворение получилось. После те стихи в стенгазету поместили…»
Бесхитростные строчки филипповского стиха сохранились. Вот они:
Пусть это не литературный шедевр. Но стихотворение ценно для нас иным. Сколько подъема, веры и энтузиазма понадобилось вчерашнему неграмотному землекопу, чтобы родились эти строчки!
…Ходил Андрей Севастьянович задумчивый. Картина первого выпуска чугуна заставила еще раз осмыслить всю свою жизнь.
А через несколько дней принес секретарю партийной организации заявление, в котором писал: «Другой дороги, как та, по которой партия идет, нет у меня».
Приняли его единогласно.
Летом 1932 года была получена первая сталь. Осенью загудели моторы блюминга, а в декабре кузнецкстроевцы рапортовали Родине: «Есть кузнецкие рельсы!» Металлургический цикл был замкнут.
Нелегко далась эта победа. И эксплуатационники, и строители продолжали напряженно трудиться.
В сентябре был объявлен месячник штурма. Землекопам нужно было срочно засыпать огромную траншею главного водовода, протянувшуюся на несколько километров от Томи до завода.
30 сентября звено из пяти землекопов, возглавляемое Андреем Севастьяновичем, установило мировой рекорд. За смену было сделано по 74 кубометра засыпки на человека, или 1126 процентов плана!
«В установлении рекорда много помог мне опыт. Степы траншеи были не отвесные, а ступенчатые. Мы, вместо того чтобы перекидать землю с уступа на уступ, как это обычно делалось, путем подколки сравняли уступы. Потом уже легко было валить грунт сверху. Он сам, по сути дела, сыпался туда по наклонной, — вспоминал Андрей Севастьянович. — Ахнули все, когда результат увидели. Потом кинооператоры приехали. С Красным знаменем пришлось мне раз десять на гору взбегать и речь произносить. Все им не так было. Наконец сняли меня.
А после, когда с женой и детьми в кино как-то пошел, гляжу вдруг — я на экране. Стою на горе со знаменем, речь держу, а внизу народу тьма — слушают. Тут и детишки меня узнали. «Тятька это! Тятька!» — закричали Так, что рядом сидящие зашикали на них».
В декабре 1934 года стало известно, что за особые заслуги в строительстве Кузнецкого металлургического комбината группа работников награждена орденами.
В их числе высокой правительственной награды — ордена Трудового Красного Знамени — был удостоен Андрей Севастьянович Филиппов. Награжденных пригласили в столицу весной 1935 года.
Первый раз в жизни покидал Андрей Севастьянович родную Сибирь. Дни, проведенные в Москве, он позже считал самыми счастливыми в своей жизни. Вот его рассказ:
«На вокзале нас встретили представители от Серго Орджоникидзе и в гостиницу увезли, а вечером — к наркому на прием. Душевный он был человек. Посмотрели мы на него — и сразу себя свободно, будто дома, почувствовали…
Ордена нам вручал в Кремле Михаил Иванович Калинин. Каждому из нас руку пожал, пожелал дальнейших успехов в работе…
Получал я награду, а перед глазами жизнь моя проходила… И такая меня радость за свое трудовое счастье охватила, что в глазах вдруг защипало…»
А была его жизнь из тех, о которых говорят в народе, что прожить ее — не поле перейти. Родился Андрей Севастьянович в 1892 году. Деды его пахали землю, а отец уже был рабочим. Поэтому первые воспоминания детства у Андрюши связаны были не с крестьянской избой, а с казармой на прииске, принадлежавшем иностранному золотопромышленнику.
Казарма была длинная, приземистая и темная. Посередине — сквозной коридор, а по стенам — двухъярусные нары. Пологи из мешковины или дешевенького ситца делили их на клетушки. В этих клетушках на набитых сеном мешках, собственно говоря, не жили, а ночевали старатели и их семьи. С семи лет Андрюша стал помогать отцу — то в забое бадью породой наваливать, то пустую спускать.
Кормились скверно. Хозяин денег не выдавал. Все, что нужно, приходилось втридорога брать в его же лавке. А куда денешься: кругом тайга на сотни верст. В другой магазин не побежишь!
От зари до зари вгрызались в землю рабочие. А хозяйские холуи зорко следили — не утаил бы кто из них золотую крупицу.
Ночью в душной темноте лежанки отец, прежде чем свалиться в тяжелом сне, иногда шептал матери: «Эх, милая, золотину бы мне найти, земли, лошадь купить, с проклятой этой житухой покончить!»
И стала золотина мечтой всей семьи. А года через два десятилетний Андрейка увидел однажды, как отец, придя с прииска, опасливо оглянулся по сторонам, достал из-под рубахи махонький тряпичный сверток и засунул его поглубже в собственный сапог. Стояли отцовы сапоги у изголовья, а обувал он их только по праздникам. В тот же вечер он радостно и настороженно сказал жене: «Большущая золотина попалась. Кажись, не видел никто. Теперь домой вернемся, купцу в Кузнецке продадим, заживем!»
Только не сбылась отцова мечта. Все погубило Андрейкино любопытство. Очень уж захотелось ему посмотреть, какая же она, золотина, на которую можно будет целое хозяйство завести. Дождался парнишка часа, когда батька с матерью ушли, и добыл заветный сверток из сапога. Развернул тряпку. Из нее выкатился камешек ноздреватый, сам черный, а с боков вроде поблескивает. Хотел его Андрейка получше разглядеть, да и выронил нечаянно. И свалился самородок меж нар в проход, по которому как раз на беду хозяйский десятник проходил, проверял, все ли ушли на работу. Отца избили и выгнали с прииска.
Тяжело переживал Андрейка случившееся. «Хоть бы поколотил батька», — думал. А отец лишь потрепал его по нестриженой голове.
— Эх, несмышленыш ты еще у меня!
Так и кончилось дело. И опять потянулись годы. Вырос Андрей, стал, как и отец, старателем. Работал и в артелях, и на приисках, а удача так и не давалась.
Работали до изнеможения, часто голодали. К жилым местам выходили истрепанные, обросшие. То немногое, что удавалось добыть, попадало в руки купцов да кабатчиков.
После Великой Октябрьской социалистической революции золотопромышленников не стало. Но жизнь не сразу изменилась. В стране была разруха. Далеко не для всех находилась работа.