Андрей Севастьянович делал то, что умел лучше всего, — копал землю. Работал на постройке дорог, случалось — в шахте. Потом — Кузнецкстрой.
Здесь, на Кузнецкстрое, он своей лопатой перебросал многие тысячи кубометров земли. Делал то, что было жизненно необходимо для страны.
Все это промчалось в памяти Андрея Севастьяновича в тот самый миг, когда Михаил Иванович Калинин прикреплял у него на груди трудовой орден.
Впоследствии вспоминал:
«Вот она, моя золотина!» — подумал я. Об этом и хотел рассказать в ответном слове. Готовился к нему всю ночь накануне. Лежу на кровати, а заснуть не могу. В голове речь складываю, слова такие горячие друг за друга укладываются…
А когда говорить пришлось, дух захватило, все приготовленные фразы из головы улетучились. Стою и рот разжать не могу. Михаил Иванович так это ободряюще на меня взглянул, и я насилу выдавил: дескать, теперь еще лучше работать буду. Все разом захлопали мне, а я только сердце свое чувствую: колотится оно, будто из груди выскочить хочет. И в висках кровь молоточками постукивает.
Потом Михаил Иванович на завтрак нас пригласил. Рядом в комнате столы заставлены, и бутылки стоят. Только смотрим, один лимонад в них. Переглянулись мы, а Михаил Иванович заметил и улыбнулся.
— Знаю я, — говорит, — товарищи, чего переглядываетесь! Не взыщите уж, чем богат, тем и рад. Вы вчера у товарища Орджоникидзе ужинали не с газированной водой, но он побогаче меня, у него заводов столько, а у меня ничего нет! — А сам на товарища Орджоникидзе смотрит, смеется; тот тоже улыбается. От шутки этой его, от слов простых мы все стеснение забыли. С аппетитом позавтракали и поехали Москву смотреть.
Одиннадцать дней в Москве мы гостили. Заводы и фабрики осмотрели, с московскими рабочими опытом обменивались, в театрах и в Третьяковской галерее побывали…»
Ушли в историю и стали славной ее страницей овеянные легендой годы первой пятилетки. С каждым годом все более могучим становилось огненное дыхание Кузнецкого металлургического комбината, все обильнее — поток кузнецкого металла. Разрастался город металлургов — Новокузнецк. Появлялись в нем новые предприятия, новые кварталы. Вместе с городом росли его создатели, его жители.
В 1937 году Андрей Севастьянович стал старшим инструктором стахановских методов труда. Сотням молодых рабочих передал он свой богатый профессиональный и жизненный опыт. В грозные годы Великой Отечественной войны, когда в Новокузнецке пришлось в кратчайшие сроки восстанавливать эвакуированные с запада предприятия, его можно было увидеть на самых ответственных участках стройки.
Лишь в 1957 году, в возрасте шестидесяти пяти лет, заслуженный строитель, кавалер двух орденов Трудового Красного Знамени и многих медалей, Андрей Севастьянович ушел на отдых. Но быть среди людей, работать для них стало его потребностью. Он находил десятки дел. Выступал перед молодежью, активно работал в комиссии городского Совета, депутатом которого избирался многие годы.
В 1967 году, накануне 50-летия Октября, Андрей Севастьянович удостоился высокой чести. Он был избран первым почетным гражданином Новокузнецка. Его знали и любили тысячи людей — отзывчивого, принципиального, умудренного жизнью. В 1969 году Андрея Севастьяновича не стало. Но оставил он замечательный след на земле, горы которой перекидала его лопата во имя счастливого будущего народа.
НИКИТА ИЗОТОВ
С. Гершберг
«Богатырем Донбасса» величали еще при жизни забойщика Никиту Алексеевича Изотова.
Это первый в отечественной и в мировой истории рабочий, чьим именем было названо народное движение — изотовское. По сей день память советских людей хранит как почетные звания, родившиеся во второй половине 30-х годов — «стахановцы», «бусыгинцы», «кривоносовцы». В конце 50-х годов стали знамениты «гагановцы». Но сперва были «изотовцы»…
«Богатырем» Никиту Алексеевича Изотова назвал другой русский богатырь — Алексей Максимович Горький. Они встретились и познакомились 7 мая 1934 года на подмосковной даче Горького. Никита Изотов находился в столице вместе с группой знатных рабочих и колхозников, прибывших на первомайские праздники. Горький, который жадно тянулся к новым людям, чьим трудом преображалась наша Родина, пригласил их к себе.
Алексей Максимович радушно принял Никиту Изотова и его друзей.
— Многое приходится мне наблюдать, смотришь на все что творится сейчас, на ту быстроту, с которой растут люди, что сделано за эти шестнадцать лет, — это фантастика, никогда ничего подобного за всю историю человечества не было — так начал беседу Алексей Максимович. — Да что говорить, вы сами знаете по себе… — продолжал он. — Прямо как сказка жизнь становится. Вы, наверное, читали о челюскинцах. Ведь что сделали! Вся Европа еще ахает, а у нас такие дела становятся обычными.
— Ну расскажите о ваших делах… — предложил Алексей Максимович.
Один за другим ударники заводов и колхозов делились успехами строительства социалистической жизни.
Алексей Максимович сказал:
— Талантливость у нас прет во всех областях! Мы беремся за огромные задачи и успешно их разрешаем. Я прожил большую жизнь; и когда на личном опыте вспоминаю. как жили до революции, знаю, что немало хороших людей погибло. И вот теперь поражаешься, до какой степени быстро идет процесс освобождения трудового народа от векового тяжелого гнета и как растут талантливейшие люди.
Горький попросил Изотова рассказать немного о себе. Никита начал несмело: что тут, мол, особенно говорить!
Происходит из крестьян, а «университеты» проходил вроде горьковских: из нужды — в беду, из беды — в нужду. Но когда Горький заинтересовался тем, как сумел Изотов достигнуть неслыханно высокой производительности труда, тут уж он разговорился. Изотов взял листок бумаги, стал рисовать схему шахты, разрез уступа, объяснять приемы отбойки угля, крепления забоя. Рассказывал о новой горной технике — отбойных молотках, электровозах, врубовых машинах. С таким азартом говорил Изотов о непонятных Горькому «кливажах», «кутках», «обаполах», как будто хотел за каких-нибудь несколько минут передать ему свой опыт. Кто-то из товарищей даже сказал потом Никите: «Желаешь Алексея Максимовича сделать изотовцем?» Но и из технически недоступного Горький извлек понятное, как из камня высек искру: ту поэзию, какой социализм наполняет свободный труд.
Вот что сам Горький писал об этом в статье «Беседы», опубликованной в сентябре 1934 года:
«Богатырь Никита Изотов рассказывал мне о своей работе под землей. Рассказывает он с полной уверенностью, что я, литератор, должен знать, как залегают пласты угля, как действуют под землей газ и почвенная вода, как работает врубовая машина, и вообще я обязан знать все тайны его, Изотова, техники и всю опасность его работы на пользу Родины. Он имеет законное право требовать от меня знания его труда, ибо он возвысил труд свой до высоты искусства. Он умеет работать с наименьшей затратой сил и с наибольшей продуктивностью. Он уже воспитал группы «изотовцев» — шахтеров…»
И еще, делясь впечатлениями от встречи, А. М. Горький произнес пророческие слова, уловив в беседе с Изотовым и ему подобными «могучий рост Родины новых людей, идущих в мир учителями пролетариата всех стран».
То, что еще каких-нибудь 30–40 лет назад представлялось потрясающим, сегодня выглядит будничным.
В 30-х годах четверка советских людей во главе с Иваном Папаниным высадилась на Северном полюсе — мир праздновал великую победу над природой. Сегодня самолеты запросто регулярно высаживают экспедиции СП на дрейфующие льды Полярного бассейна.
Валерий Чкалов совершил беспримерный прыжок из Москвы в США, пролетев без посадки 10 тысяч километров за трое суток — то был триумф авиационной техники и человеческого мужества. Сегодня реактивный самолет ИЛ-62 достигает Северной Америки за десяток часов по расписанию с пассажирами, почтой, грузом.