В марте 1917 года вступил в большевистскую партию, а в апреле организовал ячейку РСДРП(б) в депо Москва-Сортировочная.
Нелегкое это было дело — организовать деповскую большевистскую ячейку. Враги пролетариата пугали народ большевиками, называя их изменниками родины, немецкими шпионами. В этих трудных условиях, связанных подчас с риском для жизни, Иван Бураков упорно агитировал деповцев за большевистскую партию, разъяснял ее цели. Рабочие соглашались, но стоило заговорить о вступлении в партию, как одни отвечали:
«Что ты, Иван, мы же темные, совсем неграмотные. Нам ли в партию вступать?»
«Погоди чуток, дай оглядеться», — говорили другие.
И Иван Бураков ждал, но не просто ждал, а терпеливо разъяснял.
Шло время, и как-то незаметно стал Бураков признанным вожаком и организатором деповских рабочих. Товарищи уважали и любили его, враги ненавидели и боялись. Теплые и задушевные беседы сделали свое дело.
Оформление новой партийной ячейки происходило в волнующей и торжественной обстановке. Прибывший на собрание представитель райкома зачитал и обсудил с собравшимися программу и устав партии.
— Все ли понятно, товарищи? — обратился он под конец к присутствующим.
— Все ясно, — ответили деповцы.
— Нет возражений против вступления в Российскую социал-демократическую партию большевиков? — переспросил представитель райкома.
— Кто же будет возражать против самого себя? — ответил Бураков.
Так родилась славная большевистская ячейка деповских рабочих, на века прославившаяся своими героическими делами. Председателем ячейки единогласно был избран Иван Ефимович Бураков.
В августе 1917 года он создает отряд Красной гвардии, который к Октябрьской революции вырос до 120 человек. От рабочих депо Бураков был избран членом Московского Совета рабочих депутатов.
…Забежав на минутку в вагон партячейки, чтобы сбросить засаленную куртку, Бураков прямо с Соколиной Горы отправился в Моссовет.
Москва выглядела суровой, несмотря на весеннее солнце. Весело журча, бежали мутные ручейки, тихо шумели ветки еще голых деревьев. Всюду пахло весной. Но Иван Ефимович не замечал этого. Ею мысли были поглощены предстоящим чрезвычайным заседанием: кто там выступит и о чем будут говорить?
Пришел точно к открытию пленума. С докладом о внешнем и внутреннем положении Советской республики выступал Владимир Ильич Ленин.
Ильич говорил о том, что над республикой нависла опасность, что на молодую страну со всех сторон идут враги, которые хотят дать последний, решительный бон.
Царский адмирал Колчак рвется к Волге, к Москве, изнутри страну раздирают контрреволюционные заговоры, заодно с мятежниками действуют предатели — меньшевики и эсеры. Необходимо зорко следить за всеми происками врагов и не давать им никакой пощады.
Вот почему создавшееся положение требует от нас сознания трудности положения Советской республики.
Затруднения в продовольствии и транспорте, подчеркивал Ильич, делают наше положение особенно трудным. «…На работу по продовольствию и транспорту нужно привлечь больше сил. Работа по транспорту стоит так, что на востоке России, за Волгой, у нас несколько миллионов пудов хлеба… но мы не можем его подвезти».
Ивана Ефимовича Буракова особенно взволновало то, что в своем докладе Ленин исключительное внимание уделил транспорту, без чего нельзя было улучшить ни продовольственного, ни военного положения республики.
«Работа по транспорту требует величайшего напряжения, — говорил Владимир Ильич. — Нужно, чтобы рабочие на каждом собрании ставили себе вопрос: чем мы можем помочь транспорту?..
Но разве мы не видим, — продолжал Ильич, — что только рабочие, вынесшие на себе всю тяжесть нашей разрухи, когда борьба сменилась белогвардейскими нашествиями, когда они вследствие этого на себе испытали всю тяготу и приобрели этим большой опыт, — только эти рабочие, только эти наши передовые отряды могут нам помочь!»[1].
…Через несколько часов Иван Бураков вернулся прямо в депо, где его с нетерпением ждали. Обступили, заговорили все разом, засыпали вопросами:
— Ну как?
— Зачем вызывали?
— Что там было?
Бураков не спеша ответил:
— Ильич выступал. Помочь просил. Соберемся после работы, все обсудим.
И вот субботний день подходит к концу. В нетоплен-ном депо люди торопятся закончить работу, чтобы уйти поскорее домой.
Прогудел гудок, возвещая окончание работы. Изнуренные голодом, продрогшие до костей рабочие стали покидать депо. Остались лишь коммунисты. Сегодня экстренное партийное собрание.
В ту пору партийная ячейка депо станции Сортировочная была невелика, но, несмотря на малочисленность, влияние ее на беспартийные массы было огромно.
Собрались в вагоне № 16. Это был старый, вышедший из строя вагон. В один из декабрьских дней 1917 года коммунисты привели его в порядок, оборудовали, на стены повесили лозунги и плакаты. Здесь и разместилась партячейка депо, где проходили все собрания, где можно поговорить о последних новостях, почитать газеты, погреться у «буржуйки».
Хотелось поскорее узнать, о чем говорил Ленин.
Иван Ефимович — высокий, сутуловатый — некоторое время стоял молча, как бы собираясь с мыслями. А задуматься есть о чем. Низка производительность труда в депо: вместо положенных 18 давали под составы 3–4 паровоза в сутки. Где выход? Нажать на сверхурочные, но ведь сам же поднимал при царизме рабочих на забастовки против сверхурочных.
«Плохо же нам… Ох как плохо, — думал он. — Вот и Ильич говорил об этом».
— Ленин предупреждал, что мировой империализм собирается этой весной дать нам смертельный бой. Нам нужно во что бы то ни стало продержаться в эти трудные месяцы. А там уж нас голыми руками не возьмешь. А для этого надо трудиться, трудиться с полной отдачей сил до окончательной победы над врагом.
Внимательно слушали коммунисты, и невольно их взоры устремлялись на стену, где висела карта с линиями фронтов. Куда ни кинь взгляд, всюду фронт: на севере и на юге, на востоке и на западе. А в стране нет топлива, остановились многие заводы, нерегулярно работает транспорт, голодают рабочие и их семьи. Восьмушка хлеба со жмыхом в день! Какая тяжелая весна!..
— Понимаю, трудно. Но ведь Ильич надеется на нас, верит в нас. Он так и сказал на пленуме: «Вся надежда на сознательность рабочих!» Вспомним, как дорожники Казанки в годы первой русской революции помогали сражавшейся Пресне.
А Октябрь 1917 года! — продолжал Бураков. — Встала Москва на кровопролитный бой с контрреволюцией. Оружия, патронов не хватало. Штаб Красной гвардии Московского железнодорожного узла приказал во что бы то ни стало захватить находившиеся на станции Сортировочная вагоны с винтовками. Приказ выполнили.
— Все ясно, Ефимыч. Надо, так надо. Но как и с чего начать? — раздались голоса.
— А что, если остаться после смены, — неуверенно начал Бураков, — и всю ночь проработать, пока хватит спл, бесплатно? Мы помогли бы и фронту и тылу. Ведь несколько паровозов — это составы с войсками и хлебом.
— Дело говоришь.
И порешили в один из выходных дней поработать бесплатно.
Суббота, 12 апреля 1919 года. Рабочий день подходил к концу.
— Бураков! Где председатель? — раздался звонкий голос дежурного по станции.
Разыскав Ивана Ефимовича, он сообщил ему, что на станцию только что прибыли два эшелона с питерскими и московскими рабочими-добровольцами и балтийскими моряками. Эшелоны направлялись на Восточный фронт. Нужно было в срочном порядке отправить их дальше. Но как? Исправных паровозов на путях не было. Бураков поедал созвать коммунистов, кто еще не ушел со станции. Налицо оказалось лишь 13 и 2 беспартийных, сочувствующих коммунистам.