И снова, не считаясь со временем, Павел Борисович садится за парту вечерней школы-семилетки.
В течение 1936–1938 годов Быкову благодаря внедрению твердосплавных резцов и рационализации технологии удалось постепенно увеличить скорость точения до 150 метров в минуту и выпускать за смену до 100 шестерен. Это было отмечено специальным приказом наркома станкостроения А. И. Ефремова и награждением молодого стахановца именными часами. Весть о награждении быстро распространилась по заводу. Павел не успевал отвечать на поздравления.
Радость награждения разделял еще один человек в цехе — крановщица Аня, Анна Алексеевна, как ее позже будут называть, год назад ставшая его женой. Именно ей, ее поддержке, заботам о его повседневной жизни больше всех был обязан Быков той целеустремленности, с которой он пришел тогда к финишу. Женщина большой, щедрой души, она пройдет с ним через все трудности и испытания, будет не только женой, матерью его детей, но и товарищем на трудном пути новатора.
В канун Великой Отечественной войны Павел Борисович добился скорости резания 250 метров в минуту.
Ни у нас, ни за рубежом никто не мог похвалиться таким достижением.
В Советском Союзе были токаря-скоростники, но и они, так же как и Быков, пока оставались одиночками. А за границей таких результатов скоростного резания достигли в 1942 году.
Война!.. Она нарушила привычный настрой мыслей, желаний, устремлений. Все вытеснила одна мысль: надо идти на фронт. 23 июня на завод приехал Кунников. Он уже не работал на заводе — был редактором газеты «Машиностроение». Кунников уходил добровольцем на фронт и хотел попрощаться со старыми товарищами.
Это была их последняя встреча…
О своем учителе, отважном десантнике, Быков еще услышит, как узнает о подвигах и многих других своих товарищей по учебе и работе. А его на фронт не пустили, и это казалось тогда высшей несправедливостью.
Но через некоторое время Павел Борисович уже не думал о нанесенной «обиде», не до этого было. Завод шлифовальных станков выполнял военные заказы. Постепенно пришло понимание того, что без его самоотреченного труда нет и не может быть успехов на фронтах.
А на фронтах пока обстановка складывалась не в пользу Красной Армии.
Враг подошел к Москве…
Зимой 1941/42 года московский завод шлифовальных станков стал частью знаменитого Кировского завода, эвакуированного из Ленинграда на Урал.
И Быков оказался на Урале, в Танкограде.
В первый же день выхода на работу Павел Борисович вновь стал «заплечником». Отвык он от этого места. Давно уже привык к тому, что не он учился, а у него учились, у него стояли «за плечами».
Ведь ему предстояло стать сменщиком токаря, который вытачивал барабаны — важнейшую деталь танка. И поставили его не для того, чтобы подучиться, хотя ранее Быкову не приходилось вытачивать таких деталей. Его поставили в надежде, что этот великолепный токарь и человек вечного поиска, найдет пути для увеличения выпуска барабанов. Их нехватка сдерживала производство танков.
Два дня стоял Быков не за станком, а рядом. Два дня присматривался к работе своего напарника, к приемам, которыми тот пользовался. И чем дольше смотрел Быков, тем яснее становилось ему, что напарник работает неправильно: и технология была нерациональна, и вспомогательных движений слишком много, и переналадки отнимали драгоценное время.
А затем исчез. Не вышел он и утром на следующий день. А в полдень появился в закутке начальника цеха и попросил разрешения приступить к самостоятельной работе. Тот разрешил. Он ведь знал, что перед ним знаменитый токарь. Но начальник цеха не знал, что этот токарь целые сутки просидел на каком-то ящике, который в его комнате заменял стул, и чертил, считал, зачеркивал и снова пересчитывал. Быков не видел, как несколько раз среди ночи просыпалась жена, тревожно поглядывала на согнутую фигуру мужа, едва различимую в мигающем, чадном свете «моргалки». Быков так и уснул ненадолго на этом ящике.
И снова бессонная ночь. Ночь у станка. А наутро рабочие Танкограда узнали о «чуде». Да, это казалось чудом — 11 барабанов вместо двух!
К станку Быкова шли токари, чтобы перенять его новую технологию, к его станку почтительно подходили и молча стояли рабочие других специальностей — ведь всем хотелось своими глазами увидеть, как делается чудо.
И вот именно тогда Павел Борисович обратил внимание, что большинство на заводе рабочих, которым от роду не более четырнадцати-пятнадцати лет. И вспомнил, что и его путь рабочего тоже начинался в этом возрасте. И на этом пути ему встретились добрые товарищи и заботливые учителя. Без них он не стал бы Павлом Быковым.
Захотелось помочь этим худым, бледным и таким серьезным не по летам мальчишкам и девчонкам. Было больно смотреть на то, как они, прежде чем стать за станок, подтаскивают к нему ящик — иначе не дотянуться до патронов, иначе не видно детали.
Наверное, тогда у Павла Борисовича зародилась мысль собрать свою бригаду из таких вот подростков и сделать каждого из них мастером производства.
Но первая бригада, которую возглавил Быков, образовалась не здесь, не в Танкограде. Здесь Быкову приходилось думать только об одном — барабаны, барабаны, как можно больше барабанов для танков.
Летом 1942 года Павел Борисович уже снова в Москве.
Тяжелое, может быть, самое тяжелое за все время войны лето. Враг рвется к Волге, наступает на Кавказ. У него еще превосходство в танках и авиации. Советский тыл работает с полной отдачей сил. И вот в это время Быков снова ищет и на сей раз находит резервы увеличения скорости резания. Может быть, если бы не война, не такое напряжение, понадобились бы годы, чтобы сойти с вершины — 250 метров в минуту.
Но именно в годы войны вся страна находилась в поиске. От маршалов до рабочих за станками. Каждый стремился внести свою посильную лепту в дело победы. Ее вносили на фронтах солдаты и офицеры, и часто это был взнос кровью, жизнью. Ее внесли и советские металлурги, освоившие производство новых, высокостойких сплавов. Ее внес и Быков, он стал одним из первых работать с резцами из этих сплавов.
Казалось, все остается по-прежнему, только запускай теперь станок на большее число оборотов, и… И ничего из этого не вышло. Простое прибавление числа оборотов шпинделя не принесло ускорения. Нужно снова было искать новую технологию обработки.
Ошибки огорчают, отнимают время, силы. Быков понимал, что, как в науке, так, наверное, и в каждом творческом труде иногда и отрицательный результат тоже результат. Но на то и врожденный талант был дан этому человеку, чтобы его поиск не превратился в эстафету ошибок, а шел с наименьшим их числом.
К 1943 году Быков уже резал со скоростью 500 метров в минуту!
Вот тогда-то, в памятном 1943 году, когда Москва впервые салютовала советским войскам, этот первый салют Быков наблюдал вместе с членами своей только что созданной бригады.
Его подопечные немногим отличались от тех мальчишек, которых он видел за станками в Танкограде. Они были чуть постарше их, и они не пережили голодных месяцев начала блокады Ленинграда. Но и они — бывшие школьники — ничего не умели.
Аркадий Липкин, Нина Кириллова, Володя Красинский… У них было горячее желание стать полезными Родине.
Аркадий Липкин, наверное, острее и лучше своих молодых собригадников понимал, что они ничего не умеют, но ему почему-то казалось: вот если бы он попал на фронт, то сразу бы сумел воевать. Но кому, по молодости, такое не кажется? И Липкин угрюмо ворчал. Зато Красинский ни минуты не мог оставаться в покое, и с его лица не сходила улыбка. Но Быков скоро понял, что этот на первый взгляд легкомысленный парень очень способный и очень трудолюбивый человек. Нина Кириллова, пожалуй, была самой серьезной из всех их, но ей было и тяжелее всех. У Нины было в запасе много хорошего упрямства.
Павел Борисович стал не просто бригадиром. Собственно, на первых порах и бригады, как одного производственного коллектива, еще не было. Были бригадир и его ученики. Научить этих ребят токарному делу было не так уж сложно. Но Быков понимал, что этого еще мало. Он должен быть не только учителем, но и воспитателем. И ему прежде всего хотелось привить своим воспитанникам чувство любви к станку, заводу, к своей рабочей профессии, принадлежности к классу.