Несмотря на морозы, несмотря на полное отсутствие опыта, вопреки предостережениям зарубежных консультантов в январе 1932 года была пущена первая домна Магнитки.
Любой из этих фактов заслуживает яркого и подробного рассказа.
Он пришел домой необычно серьезный, как-то сразу повзрослевший — даже худенькая, совсем еще детская его фигурка стала солиднее. Долго не решался сказать родителям, потом собрался с духом, выпалил:
— А я сегодня в ремесленное училище записался!
Отец глянул на Костю так, словно впервые его увидел, покрутил головой: с виду-то малыш, а на тебе — уже сам определил будущую свою судьбу.
— И на кого же ты учиться надумал?
— На доменщика. Буду газовщиком.
— А знаешь, что это такое?
— Пока нет. Но другие же работают там… И я хочу.
Ему трудно было передать словами множество мыслей, ощущений, все то, что копилось в душе долгое время и привело к сегодняшнему выбору. Среди рабочих профессий на Магнитке считалась самой уважаемой такая, которая именуется «горячей». Человек, непосредственно имеющий дело с жидким или раскаленным металлом, для всех был героем. А мальчишкам оп казался полубогом, и любой из них в глубине души мечтал управлять огненными реками чугуна и стали. Вот почему едва предложили ребятам, заканчивающим семилетку, пойти учиться на металлургов, желающих нашлось немало. И Костя Хабаров подал заявление одним из первых…
Мать неожиданно всхлипнула, замахала руками:
— Да что же ты выдумал, бессовестный? Это на домне-то работать хочешь? Не пущу! Там сила медвежья нужна, а ты у нас такой хиленький… Одумайся, сынок!
— Мама, я же решил уже. Ничего страшного не будет, вот увидишь! А что маленький еще — так вырасту скоро…
— Правильно, сын, — поддержал отец. — Вырасти — дело нехитрое. Место в жизни найти куда труднее. И то, что рабочим стать решил, одобряю. А мать мы уговорим.
Конечно, они договорились. Так Костя сделал выбор — на всю жизнь. Теперь при каждом удобном случае он называл себя будущим металлургом.
Звучало это здорово, и приятно было ловить на себе завистливо-восхищенные взгляды ровесников. Но каждый из завтрашних доменщиков отчаянно трусил. Хоть и говорили им не раз, что не боги горшки обжигают, что при желании всего можно добиться, тревожные сомнения не покидали. А вдруг не под силу окажется мудреная наука? Вдруг не сумеют они управиться с огненной стихией?
До сих пор с благодарностью вспоминает Хабаров первого своего наставника Андрея Ивановича Борисевича. За плечами мастера был немалый стаж работы в доменном цехе, и печь для него стала как бы живым существом — с особым характером, с привычками и даже хитростью. «Узнать все эти повадки, — говорил он ученикам, — значит полностью подчинить себе технику». А свои секреты таить он не собирается — обучит всему, что сам знает.
На всю жизнь врезалось в память Хабарова первое посещение доменного цеха. Торжественно ему было и жутко: домны казались неимоверной высоты и страшенной силы даже издали, а рядом они прямо-таки давили, и человек начинал себя чувствовать по соседству с грозной техникой каким-то муравьем. И опять спасибо Андрею Ивановичу: шуткой, взглядом, ласковым жестом он ободрял, не давал растеряться.
Сначала они осматривали цех со стороны. Мастер пояснял — это вот тракт шихтоподачи, это воздухонагреватели, или кауперы, это воздуховоды… С сущностью доменного процесса ремесленники уже знакомились в классе, бойко объясняли по схеме, как работает печь, но здесь, на месте, все казалось иным, незнакомым. И особенно неуютно почувствовали они себя внутри помещения, рядом с горячим телом домны.
— Сейчас в оба смотрите, — предупредил мастер. — Начнется выпуск чугуна…
Да это было незабываемое зрелище: по канавам с невероятной быстротой мчалась река кипящего металла, клубился багровый дым и тысячами летучих звезд рассыпались искры. А в огненном зареве стремительно, как на пожаре, метались горновые — фигуры их казались совсем черными.
Костя задал мастеру какой-то вопрос, но даже не расслышал своего голоса. А Андрей Иванович, добродушно посмеиваясь, потрепал его за плечо: не робей, мол, все будет в порядке!
После этого они не раз еще приходили в цех как экскурсанты. Постепенно перестали шарахаться от шальной искры, перестали бояться огня, и труд доменщиков стал раскрываться для них не только внешней своей стороной, но и содержанием. И все чаще спрашивали они мастера: а скоро ли и им позволят встать на рабочие места?
— Всякому овощу свое время, — отшучивался Андрей Иванович. — Вам сначала надо научиться правильно ходить по цеху…
— Ходить мы умеем, — хором возражали ученики.
— Как сказать! Вот моряка, к примеру, издали можно узнать по походке — вразвалочку.
— Так то моряка…
— И рабочая профессия накладывает на человека свой отпечаток. Горнового и такелажника тоже не сравнишь по походке. Я хочу, чтобы вы на всю жизнь к домне душой прикипели, поняли, что иного пути для вас быть не может. Наше дело легкомыслия не терпит. Уж коли начал ему служить — так надолго.
Андрей Иванович охотно вспоминал, как нелегко приходилось первым магнитогорским доменщикам, какой ценой доставалась им наука управления новой сложной техникой.
— Хотя домны на земле уже пять веков существуют, опытных специалистов в стране не хватало. Известно, какая промышленность была в царской России — и той иностранцы командовали. Пришлось и нам на первых порах обращаться за чужой помощью. Работали здесь американские консультанты. Инженеры они, конечно, знающие, да только мало от них было проку. Не верили в дело, которое затеяли большевики. Помню, один заокеанский гость, мистер Смит его звали, прямо заявлял: «Эти люди не умеют пользоваться безопасной бритвой, а мечтают о домнах. Смешно!» Зря смеялись господа иностранцы! Прошло немного времени — и распрощались мы с зарубежными инженерами. Без их услуг стали завод строить. И построили!
Но возвести домны было мало, рассказывал мастер, нужно было подготовить кадры металлургов. И вчерашние землекопы, бетонщики, плотники стали постигать трудное искусство металлургии. Учились в технических кружках, на курсах, причем зачастую одновременно осваивали азы школьной грамоты. Немногие мастера, приехавшие с южных и старых уральских заводов, щедро передавали свой опыт, но и для них часть оборудования была незнакомой. Особенно мудреными казались новые контрольно-измерительные приборы, регуляторы, различные автоматические устройства.
Медленно осваивалась новорожденная домна. На нелегком опыте убеждались магнитогорцы: первый чугун — это лишь первая победа в долгой, невиданной по масштабам борьбе. Для того чтобы огромная печь стала работать четко и безотказно, одного трудового энтузиазма мало. Нужен опыт, нужны знания. А этого как раз и недоставало начинающим металлургам Магнитки. Цех лихорадили неполадки, аварии. Уже через несколько дней после пуска замерз паропровод, прекратилась подача пара на колошник. Из-за этого в межконусном пространстве произошел взрыв — печь простояла почти трое суток. Еще через две недели случилась новая беда: при выпуске чугуна горновые растерялись, и жидкий металл залил железнодорожные пути. Снова простой… То и дело горели фурмы, их не успевали заменять.
— А взять историю с пушкой Брозиуса, — продолжал Борисевич. — Кстати, не забыли, что это за штука?
— Машина, которая закрывает летку после выпуска чугуна или шлака, — дружно отвечали ремесленники.
— Верно. Так вот, на Магнитке она была применена впервые в стране. Но обращаться с пушкой никто не умел как следует, и летку предпочитали закрывать вручную. Кое-кто из старых мастеров ополчился против новинки: она, дескать, только мешает, из-за нее приходится сбавлять дутье. И тут надо отдать должное молодым рабочим. Горновые Удовицкий, Герасимов — вы их всех знаете, они сейчас уже мастера — сумели освоить новинку, и пушка Брозиуса в их руках стала действовать быстро и безотказно.