Вот, к примеру, Георгий Иванович Герасимов, в бригаде которого начинал работать Хабаров. Это он принимал участие в пуске всех до одной магнитогорских домен. О мастерстве его, о редкостном умении заставить работать исполинскую печь, как хорошие часы, на комбинате рассказывают из поколения в поколение. Почти полвека назад вышел Герасимов из родной деревни в самодельных лаптях на поиски счастья. И нашел его у подножья Магнит-горы, которая притянула на всю жизнь. Когда-то обучался Георгий Иванович у самого Ивана Коробова, патриарха русских доменщиков и основателя рабочей династии, и тот считал его достойным наследником. И сам Герасимов воспитал множество молодых рабочих. Одним из любимых учеников стал для него Хабаров — позднее старый мастер уверенно дал ему рекомендацию в партию.
Можно немало рассказывать и о других ветеранах цеха, на которых старался равняться Костя, — о Николае Ильиче Савичеве, Герое Социалистического Труда, об Алексее Леонтьевиче Шатилине, о бессменном парторге Петре Ивановиче Гоманкове… Каждый из них интересен по-своему, у каждого яркий и самобытный характер, и каждый заслуживает того, чтобы о нем были написаны книги. Но только, если и назовешь еще десятки фамилий, все равно коллективный портрет доменщиков будет неполным. Это как великолепный актерский ансамбль — кого ни выделяй из исполнителей, а конечный успех определяют все вместе. Герасимов частенько сравнивал свою профессию с профессией артиста.
— Без таланта в нашем деле ни на шаг, — повторял он, — вдохновение так же необходимо доменщику, как поэту или живописцу.
И кто знает, возможно, потому Хабаров и схватывал на лету нелегкую науку варить чугун, что были у него недюжинные способности художника. Кто знает…
Но никакой талант не заменит приходящего только с годами опыта. И не раз Костя совершал ошибки, попадал в трудные ситуации. Как-то едва не поплатился жизнью: во время аварии вырвало люк воздухонагревателя, и яростный поток раскаленного воздуха ударил по кауперной площадке, где находился Хабаров. Его несколько метров волочил горячий вихрь. К счастью, обошлось ожогами.
Неподалеку от домны, на которой работал Хабаров, началось строительство новой печи. Сооружалась она сказочно быстрыми темпами — для защиты Родины требовалось все больше металла. Уже в декабре 1942 года пятая по счету домна Магнитки дала первый чугун. Эту победу смело приравнивали к большому выигранному сражению — ведь печь была самой мощной в стране. В приветственном письме магнитогорцам от имени Верховного Главнокомандования говорилось: «…Вы на деле доказали прочность советского тыла и его способность не только обеспечивать нужды славной Красной Армии всеми видами вооружения и боеприпасов, но и в исключительно короткий срок создавать новые производственные мощности. В этом залог нашей победы над немецко-фашистскими захватчиками».
Очень хотелось Косте работать на новом агрегате. Но туда направили лишь самых опытных газовщиков. И тогда он решил доказать, что и на старой печи можно добиваться высоких результатов.
А вызов направили товарищам с новой печи: посмотрим, чья возьмет! Началась борьба, в которой не было побежденных, — вперед выходила то одна, то другая домна. А итогом трудового соперничества были новые тысячи тонн сверхпланового чугуна.
Партия и правительство высоко оценивали самоотверженность металлургов. Многие из них получили Государственные премии, были награждены орденами и медалями. И в числе отмеченных правительственными наградами оказался семнадцатилетний газовщик Костя Хабаров.
Он не поверил, когда впервые услышал об этом. Ему — «Знак Почета»? Да разве заслужил он такую честь? Но товарищи не шутили. И в Указе не было ошибки…
Накануне торжественного вручения награды Костя совсем было упал духом — не в чем показаться перед людьми: кроме застиранных рубашек да рабочей куртки, надеть нечего. Выручил двоюродный брат, дал свой хлопчатобумажный пиджак. И в этом неказистом пиджачке с чужого плеча вышел Костя на сцену, под яркие лучи прожекторов. Он стоял, оглушенный, растерянный, — совсем подросток — и не слышал, что ему говорили. Опомнился, когда увидел на груди орден. В зале гремели аплодисменты, из президиума приветливо улыбался первый секретарь обкома партии; и не было в этот миг на земле человека счастливее, чем Костя Хабаров. Во всяком случае, так ему казалось.
Дома мать увидела награду, заплакала от радости. Потом деловито отцепила орден от пиджака, спрятала в сундук.
— Дороже этой вещи у нас ничего нет. Ох, сынок, не думала я и не гадала, что ты Героем станешь! Так порадовал — теперь и помирать не страшно!
Окончилась Отечественная война, миновал радостный День Победы. На местах недавних боев поднимались из пепла города, восстанавливались заводы, шахты, железные дороги, мосты… И для всего этого требовался металл. С каждым годом все больше и больше. Партия поставила перед металлургами страны задачу — в кратчайшие сроки резко увеличить выпуск чугуна, стали, проката.
Магнитогорцы понимали: на комбинате есть немалые внутренние резервы. Агрегаты работают далеко не в полную силу, и за счет более грамотной технологии можно заставить оборудование действовать с большей отдачей. Но одно дело понимать, и совсем другое — добиться заметных результатов. Чтобы покорилась техника, нужна высокая квалификация кадров, необходима подлинно научная организация труда. И потому первые послевоенные годы стали для Магнитки временем напряженных творческих поисков, временем больших перемен.
В 1946 году в доменный цех пришел новый руководитель — Александр Филиппович Борисов. Этот опытный инженер работал прежде в Кузнецке и в Магнитогорск приехал сразу на должность начальника цеха.
Борисов несколько дней ходил по цеху, присматривался к людям, к оборудованию и ни во что не вмешивался. И лишь после того, как понял сильные и слабые стороны производства, приступил к решительным действиям. Начал он с того, что предъявил новые требования к людям, работающим у домны, и прежде всего к мастерам.
Годами сложился порядок, при котором сменные мастера работали разобщенно, каждый сам по себе, и основное время у них отнимала организация производства. Между сменами издавна шла мелкая грызня из-за пустяков. Поглощенные повседневными хлопотами, люди не очень-то вдумывались в суть процессов, происходящих за броневыми стенами и огнеупорной кладкой — в недрах печи. «Наше дело чугун давать, а не рассуждать», — говорили иные старые мастера.
Борисов замахнулся именно на эти дурные традиции. Настойчиво учил он подчиненных самостоятельности. Заставлял думать, анализировать, искать причины неполадок. Требовал предельной слаженности, коллективизма. И еще — знаний.
Не прихотью нового начальника были эти требования. Сама жизнь властно заставляла менять установившиеся порядки. На домны приходило все более сложное оборудование, внедрялась автоматика, и уже недостаточно было одной интуиции, одного старого опыта, чтобы двигать производство вперед. Мало добиться, чтобы печь шла ровно, — надо получить от нее наибольшую отдачу при наименьших затратах. А такое удается не просто…
Александр Филиппович подчеркивал постоянно, что основной фигурой в цехе должен быть мастер печи — человек, который изо дня в день, из ночи в ночь, следит за работой домны. И он смело выдвигал на эту должность лучших рабочих — тех, у кого замечал искру творчества, жажду к знаниям. Однажды начальник цеха обратил внимание и на Константина Хабарова.
Поступил Борисов, как всегда, своеобразно: не спрашивая согласия, предложил:
— Ходите по печам, присматривайтесь. Изучайте литературу. Вот пока все.
Хабаров стал присматриваться. А через неделю встретил начальника цеха, взмолился:
— Не могу я так, позвольте вернуться на рабочее место!
— Нет, — жестко ответил Борисов. — Продолжайте наблюдать и старайтесь понять, почему печи ведут себя так, а не иначе. Что неясно — спрашивайте.
Неопределенное положение угнетало Хабарова, привыкшего к бурной, требовавшей постоянного физического напряжения работе. Он успел освоить профессию горнового, даже ухитрялся совмещать ее с обязанностями газовщика.