Молчание длилось довольно долго. Давно остыл кофе в маленьких белых чашках и усталость от непростого разговора вдруг навалилась всей своей тяжестью. При этом меня не отпускало беспокойство — никак было не понять, кто же они такие? Но ведь можно спросить, тем более, что мне это было обещано…
— Ирина Сергеевна, я хочу ещё кое-что для себя прояснить. Каким-то чудесным образом вы узнали обо мне слишком много. Мне это неприятно. Хотелось бы знать, насколько далеко простираются эти ваши познания? Ужасно не хочется сидеть перед вами, в какот-то смысле, голым. И для меня загадка, почему я вообще веду с вами эти беседы, а не ухожу, хлопнув дверью. Честно скажу, меня впечатлил ваш рассказ о блюдце и чайной ложке — конечно, это просто слова, но они означают много для впечатлительного человека. Итак?…
Она молчала, затем вдруг подняла на меня глаза:
— На самом деле, мы Вас мало знаем, так, кое-что. Больше догадываемся. А что касается нас самих… Мы — младенцы по сравнению с человечеством, хотя известны миру уже много лет. Нас, как и всех детей, волнуют загадка собственного происхождения, ну и вопрос, которым задаются рано или поздно все молодые — кем быть и с кем быть. Мы сознаём себя необычной структурой, призванной… — она мучительно подбирала слова — к дальнейшему созиданию, что ли? Можно так сказать?
— Берёте на себя функцию Господа Бога? Имейте в виду, евгеника — штука опасная.
— Нет, здесь другое. У нас нет цели улучшать других, прежде всего мы хотим помочь сами себе. Может быть, даже выжить. Да, так точнее…
Я задумался. Давно выключили электричество, и мы, едва знакомые люди, дышали в унисон в безлюдном зале среди столов и перевёрнутых стульев при свете одинокой лампочки, посылавшей нам слабые лучи из коридора. Моя собеседница сидела спиной к свету и я видел очень чётко завитки волос её прически. Разговор становился тягостным и я обратился к темному её силуэту:
— Мне пора.
— Я не хотела Вас напугать, но всё это так сложно объяснить, — торопливо сказала она — надеюсь, я вас ещё увижу. Приходите…
Я молча встал и пошёл на свет лампочки, которая указывала мне дорогу как маяк. В дверях я остановился:
— А он кто? Ну, тот, кто говорил со мной на сцене. Дирижёр?
— Нет, он ударные.
— А Вы? Первая Скрипка?
— Я — скрипка, это правда. Но не Первая.
— А как же все эти фойе, программки?
— Разговор с Вами… Никто не взялся, все замужем…
— …?
— А я вдова…
И я ушёл. Звук одинокой скрипки… Её голос ещё долго звучал для меня этим вечером.
Вот так незаметно я проскользнул в этот странный мир. И, должен сказать, с той поры мои пробуждения по утрам обрели какой-то смысл. Пришлось согласиться, что последние события приблизили меня к какой-то тайне и, хотя я не любитель разгадывать чужие загадки, они странным образом оказались мне близки. Вызывают ли у меня доверие эти люди? Не знаю, времени прошло ещё очень мало… Пожалуй, мне нужно внимательнее их слушать… Странно, что беседы эти почти всегда происходят в полутьме… У Ирины Сергеевны красивые волосы, черт бы её побрал… Нет, не надо так о вдовах… Кем быть и с кем быть — так, кажется, она сказала… Получается, что их много и они рассеяны… Что они приносят в мир? Что угодно, только не хаос… Ждут от меня совета! Ребята, да я двух слов порой не могу вымолвить, не то, что умозаключения строить… Что он тогда на сцене мне обещал? — что я смогу себя здесь найти? … Ладно, ещё пару шагов я сделаю. Как там у классика — "страшно и весело!"? Не уверен насчёт веселья…
Интересно, сколько пройдет времени прежде чем я начну что-то предпринимать в этой связи? Идёт неделя за неделей, давно позади первые переживания от знакомства с этими необычными субъектами. Иногда я сомневался в том, что они — люди; но нет, просто они совсем другие. Может всё это было бы мне понятнее и ближе, если бы их музыка жила во мне с детства. Помню, замечались тогда мною в музыкальных магазинах личности очень необычные. Были они спокойны, немногословны и, в отличие от шумных моих сверстников, смотрели на мир взглядом очень похожим на взгляд Ирины Сергеевны. О чем-то задумавшись, иногда даже прикрыв лицо ладонью, они сосредоточенно слушали и затем покупали себе диск, не замечая вокруг, как говорится, ни времени, ни пространства. Эта их отрешенность привлекала внимание подростка Саши, меня то есть, а я им был интересен не более, чем мимо пролетающий воробей, кем я по сути и являлся.
Возвращаясь в настоящее время, подозреваю, что моя деятельность все-таки уже началась и даже без всяких усилий с моей стороны. Видимо, это происходит во сне, откуда меня возвращают не отдохнувшим, но, как уже было сказано, с ощущением хорошо проделанной работы. Иначе почему бы мне стали вдруг приходить письма от людей совершенно незнакомых, где они меня сердечно благодарят за встречу и беседу? Ну, вот например, что пишет весьма пожилая леди из Флориды о событиях своей жизни 68-летней давности: