Ответа я не получил. Дождавшись возвращения оркестра в родной город, я поспешил на их перый же концерт. О, этот ритм вечернего города и эти его огни! Я как будто впервые ступал по его улицам. Вот и знакомый дом. Двери, гардероб, тесные коридоры… Всё было так знакомо и обещало удачу! Но нет, не смог я найти там Ирину Сергеевну. Нигде. Трудно было в это поверить. Разум предлагал всякие объяснения — может быть заболела или срочные дела… Но подозреваю, что причина в другом — в том, что моя миссия окончена, я оказался не тот, кто им нужен, и всё, что накопилось в душе за это время не будет востребовано никогда. Что ж такого, разве впервые меня отвергли? Пора бы уже — нет, не привыкнуть (неправильная мысль) — принимать это без душевной дрожи. Ведь я уже другой! Следует, однако, спросить о ней, но кого?
— Нет, — ответили мне театральные дамы с программками — такую мы не знаем.
Я подробно им её описал, на меня посмотрели с удивлением и, разве что, пальцем у виска не покрутили:
— Никогда такой здесь не было.
Куда же мне теперь? Ага, мастер ударных, к нему! Сказать-то легко, но найти его удалось только после выступления. Он узнал меня, взял за рукав и отвёл в сторону.
— Где она? — спросил я тихо, уже содрогаясь от мысли, что никогда её больше не увижу. Мой собеседник молчал, и вдруг я увидел каким он стал маленьким. Или это я распрямил спину? Не отвечает. Мне пришлось встряхнуть его за плечи, и он выдохнул:
— Её нет… Умерла… — голос этого человечка был едва слышен. Теперь уже я едва мог выговорить:
— Как…умерла?…
— Несчастный случай. Сорвалась с высоты…
— С вы-со-ты… — я всё понял и мне не нужно было больше ни о чём спрашивать — высота эта была мне слишком хорошо знакома. Глаза мои закрылись как-то сами, лицо, я почувствовал, исказилось, и слёзы оказались совсем близко. Уже повернувшись чтобы уйти, последним усилием мне удалось к нему обратиться:
— Послушайте…Мы с Вами больше не увидимся, и мне, наверное, следует сказать Вам кое-что из того, что ей предназначалось, — в горле у меня стоял комок и я не узнавал свой дёргающийся голос — для вас это уже не имеет значения, понятное дело — я отставлен, но для неё, для меня… Вот что…слушайте. Вас много больше, чем мне представлялось. Вы скрыты и вы на виду. Вы действуете, даже если молчите. Вы как новый потоп, но не губящий этот мир, а дающий ему шанс не превратиться в болото. Вы живёте сколько времени сколько захотите. Ваши инструменты будут современны всегда. Ноты, ваша письменность, понятны всем и не нуждаются в переводе… Люди испытывают наслаждение, даже восторг, слушая вашу музыку. Многие становятся чище, лучше, счастливее. Не счесть при этом примеров нежности и любви к ближним и дальним. Но это не главное, а лишь следствие одной простой вещи. Собственно, даже не вы её нам даёте. Наоборот, при вашем появлении это нечто нас покидает, и в этот момент мы становимся другими. Вы хорошо меня понимаете? Нас покидает страх! О, у него много лиц! Целая армия, полчища самых разных фобий идут на приступ, атакуют нас день и ночь, отнимая немногие силы, невосполнимое время, убивая желания и калеча судьбы. Впереди всего этого самый главный страх — страх смерти. Вот он-то и расстворяется в гармонии, именно его отсутствие делает нас свободными, счастливыми, и на мгновение по-настоящему бессмертными. Стать бессмертным хотя бы на миг — это так много…
Я побрел по опустевшему коридору, мыслей не осталось никаких, желаний тоже, но вдруг почувствовал — что-то забыл ему сказать. Медленно обернувшись, я нашёл его, по-прежнему одиноко стоящего и смотрящего мне вслед. Долго вглядывался я в его худую фигурку и, наконец, вспомнил:
— Спасибо вам…
С той поры мне редко доводилось слушать их музыку. Ирина Сергеевна более мне не снится. Появились новые друзья и знакомые. Многие из старых привычек я отверг, зато приобрёл новые. Груз, который я нёс за плечами, легче не стал, но мне удалось уложить его так, чтобы он не делал мне слишком больно. Жизнь вошла в новую колею, я вернулся к своим карандашам и книгам, в одной из которых мне встретилось печальное древнее хокку:
"Из-за одной лишь ночи мимолётной
Короче срезанного стебля тростника
В заливе Нанива, ужель я буду
Всю жизнь тоской томиться по тебе?" …