Я только успела высунуть одну ногу, выходя из рикши, как я увидела Риши.
Это был человек из моего сна, который подарил мне "подарок", за который я билась два года.
Он привел меня к себе в дом, нашел для меня постель, и там я пробыла одну неделю.
Тогда я стала готова.
Я начала посещать дискурсы на хинди.
Ошо в то время давал дискурсы каждое утро, один месяц на хинди, другой на английском.
Это был месяц лекций на хинди.
Сначала я не смогла увидеть красоту и грацию Ошо, но я определенно чувствовала что-то.
Мастер находится на таком уровне сознания, что обычному человеческому существу трудно сначала его понимать.
Только скрытая, мистическая часть человека, та, которая может чувствовать волшебство в жизни, как-то находит путь к Мастеру и может узнать его.
Сидеть и слушать язык, который человек не понимает, сидя на мраморном полу два часа, кажется, что это для тронувшихся.
Но аудитория Чжуан-Цзы с очень высокой крышей, поддерживаемой колоннами и открытая со всех сторон в сад, такой роскошный и экзотический, она была очень специальным местом.
Голос Ошо, когда он говорил на хинди, был самой прекрасной музыкой, которую я когда-либо слышала.
Я никогда не пропускала лекции на хинди, я даже предпочитала их лекциям на английском.
Во время муссонов, в сезон дождей, было очень мало людей (иногда не больше сотни), и дождь барабанил по окружающим джунглям.
Было очень легко соскользнуть в медитацию, даже не понимая этого.
Дискурс заканчивался через два часа словами на хинди: "Аж Итна Ии", - на сегодня достаточно, и я думала: "0,нет! Я ведь только что села".
Я сидела и чувствовала так много энергии, я была везде в аудитории, как дикий жеребец, галопируя, голова закинута назад, грива развевается; к тому времени, когда я успокаивалась и сидела тихо, дискурс заканчивался.
Ошо всегда понижал тон своего голоса в конце дискурса, так что слушатель мягко пересекал границу забвения.
Время теряло всякое значение, когда вы сидели с Ошо; два часа могли быть двумя минутами.
Я чувствовала себя очень живой.
Я чувствовала, как будто Ошо давал мне жизнь.
Я была и раньше живой, в теле; я наслаждалась собой, но теперь я чувствовала качественную разницу.
Первые несколько дней, когда я посещала дискурсы, со мной происходила странная вещь: я покидала аудиторию, бежала прямо в туалет, и там меня начинало рвать.
Остальную часть дня я чувствовала себя совершенно нормально, но на следующее утро то же самое повторялось снова.
Я ничего не могла сделать.
Я не хотела прекратить посещать лекции, потому что я наслаждалась ими и я, конечно, не могла написать Ошо: "Возлюбленный Мастер, после твоих дискурсов меня тошнит".
Так что я продолжала каждое утро ходить, и потом меня рвало.
После того, как это прекратилось, начались слезы.
Каждое утро я выбегала из аудитории, добегала до кустов в уединенном месте сада ашрама, заползала под них и выла, выплакивая мои глаза.
Иногда я ревела и рыдала до самого обеда.
Это продолжалось несколько месяцев.
Я никогда не понимала, почему я плачу.
Я не чувствовала печаль, скорее это было переполняющее благоговение.
У тела, конечно, могут быть сильные реакции на медитацию в самом начале.
Когда мы заболевали какой-нибудь болезнью во время интенсивных медитационных лагерей или групп, нам советовали подождать пять дней, перед тем как идти к врачу.
Эти болезни обычно прекращались без лекарств, потому что они в основном были порождением ума.
Становилось ясно, что ум и тело имели внутреннюю связь в том смысле, что если ее понять, это позволяло избегать многих болезней.
И когда проходил месяц, границей служило изменение дискурсов с хинди, на английский, я изумлялась, что я все еще в Пуне с Ошо.
Несмотря на то, что я приехала "навсегда", я совершенно не представляла себе, как это будет происходить.
Риши воспринимал свой духовный путь в то время вполне серьезно.
Он соблюдал целибат и ел только коричневый рис.
Так что после первой недели заботы обо мне, он попросил меня найти себе собственное место для жилья.
Когда я стала санньясинкой, я увидела, что мужчины санньясины слишком мягкие и женоподобные.
Я думала: "Ну, хорошо, очевидно моя любовная жизнь закончится, если я буду продолжать этот путь".
Но это меня не заботило.
В двадцать девять, я чувствовала, что сделала достаточно.
Однако, войдя однажды утром в "Кафе Восторг", чтобы выпить сок сахарного тростника, я встретила высокого, худого, белокурого англичанина по имени Прабудда и "влюбилась".
Мы жили в одном отеле и через неделю решили, что мы можем жить в одной комнате, что было дешевле.
Этот отель не был таким ужасным как первый, в котором я остановилась, но здесь тоже не обходилось без тараканов, воняющих уборных и криков по ночам.
Это было самое жаркое время года, и электричество постоянно выключалось, но я никогда в своей жизни не была счастливее.
Каждый вечер Ошо встречался на веранде своего дома, которая выходила в сад, с пятнадцатью-двадцатью санньясинами.
Это называлось даршан (в буквальном переводе видеть).
В этой атмосфере близости он встречал новых людей, и помогал каждому, у кого были проблемы с медитацией, или, как это часто случалось с людьми с Запада, проблемы в отношениях.
Я сидела рядом с Лакшми, маленькой индийской женщиной, которая была секретарем
Ошо, когда назвали мое имя.
Я не могу вспомнить, как он вошел, так как я была так переполнена воздействием его энергии, которая окружала меня как прохладная дымка, которая заставляла плыть мою голову.
В его глазах был другой свет, его жесты имели изящество, которое отличало их от всего, что я видела раньше, у него была сильная мягкость, которую я не осознавала, когда сидела на дискурсах.
Когда я села перед ним, не в силах говорить, я почувствовала свет у себя на лбу, и он дал мне медитационную технику, которую я должна была делать каждый вечер; он сказал, чтобы я пришла через две недели, чтобы сообщить о результатах.
Он сказал, что многое должно всплыть.
Я наблюдала, считая, что что-то действительно драматическое и "духовное" случится со мной, но я обнаружила, что "всплыло" только счастье.
Я сообщила Ошо, и он сказал: "Придет еще больше счастья, потому что если ты однажды открылась для счастья, этому нет конца, Это продолжает расти.
Если ты однажды открылась для несчастья, оно продолжает расти.
Это просто поворот внутри тебя, настройка внутри тебя... как если бы ты настроила радио на определенную длину волны, и оно поймало определенную станцию".
"Точно также, если ты стараешься настроить себя на счастье, ты сможешь воспринимать все счастье, которое доступно в мире.
А оно огромно; никто не может его исчерпать.
Оно океаническое... оно продолжается, продолжается и продолжается.
У него нет ни начала, ни конца.
И то же самое с несчастьем; оно тоже бесконечно".
Он сказал, что если ты однажды узнал, как повернуть свое лицо к счастью, это становится все глубже и глубже, до тех пор, когда приходит момент, когда ты забываешь, что несчастье существует.
У меня был сон, как будто я падаю, и, когда я мчалась вниз, вниз, руки протянулись и поймали меня, и это был Ошо.
У меня была своя собственная идея, что может быть, с медитацией происходит что-то похожее на медовый месяц, потому что когда я впервые встретила Ошо, случилось много странных переживаний.
Я думаю, это потому, что я ничего не ожидала, так что у меня была определенная невинность относительно эзотерики.
И сидя на дискурсе однажды утром, не впереди, но достаточно близко, чтобы у меня произошел с Ошо контакт глазами, я почувствовала волну энергии, как будто атомный гриб двигался вверх внутри меня и взорвался в области груди.
В течение нескольких следующих лет мой "сердечный центр" был областью, где происходило больше всего событий.
Когда я впервые услышала, как Ошо говорит об осознавании, я не поняла.
Во время моих нескольких первых попыток осознавания, я обнаружила, что когда бы я ни пыталась осознавать, мое дыхание прекращалось.