По скрытому полумраком чердаку едва слышно разносятся прерывистые девичьи вздохи. Они проникают в него из помещения ниже, заполняют и отлетают от стен едва различимым эхом или вырываются наружу сквозь редкие щели в крыше.
Время идёт, а вздохи не замолкают. Они становятся громче и плавно перерастают в стоны. Сквозь них прорывается невнятное бормотание девицы. Она пытается что-то сказать, но каждый раз слово обрывается очередным стоном.
— Да… да…
— Хух-хух-хух, — всё заметнее пыхтит мужчина.
Страстные любовники плавно, одновременно и уверенно приближаются к финалу.
— Паллен… — девушке наконец-то удаётся чувственно выдохнуть имя партнёра. — Ещё… Ещё…
Прямо над ними, за развесистой люстрой, скрывается маленькая щель — тонкая, округлая, ведущая прямо на чердак. Рядом с ней на полу в слое пыли рисунок в виде двух разных по размеру кругов. В одном из них несколько тонких и витиеватых узоров, чьи концы слегка выступают за край. Второй и наиболее обширный слегка заходит на меньший, а вместо завитков в нём не больше десятка толстых прямых линий, которые пересекаются или поворачивают под прямым углом, но обязательно доходят до границы. Лишь одна обрывается, едва не достигая окружности. Стоит её провести дальше, наполнить узоры магией, и печать будет закончена, а в ней начнёт скапливаться природная энергия — вездесущая, незримая и бесконечная.
С противоположной стороны с закрытыми глазами и руками на груди лежит Ирим. Погружённый в себя, парень прокручивает в голове план здания, обдумывает основные, второстепенные и возможные способы побега из него вместе с девушкой. Он старается не слушать то, что происходит в паре метров под ним. Встречи этих любовников происходят ежедневно дважды в день и успели привить ему стойкое чувство отвращения. Никак не однообразием — в этом плане девушка настоящий виртуоз, каждый раз удивляет не только регулярного гостя, но и подглядывающего за ними парня. Стоит полноватому старичку войти в её комнату, как она сразу примеряет на себя самую изощрённую и глубокую маску из тех, с какими Ирим успел познакомиться за время наблюдения. А таких оказалось немало.
— Ещё!.. Ещё!..
Против воли, но перемешанные со стонами пылкие и страстные возгласы девушки заводят его. Опять. Рука сама ныряет под ткань брюк и поправляет полувставший член, а потом возвращается обратно. Чем ближе финал страстной парочки и громче обоюдные стоны, тем сильнее фантазия давит на него. Она то и дело вставляет в поток мыслей хрупкую девушку с молочной кожей, а над ней — слегка пухловатого старичка. Под звуки доносящихся шлепков, окончательно капитулировавший перед похотью Ирим вспоминает бесформенный зад Паллена, снующий между широко расставленных точёных ножек. И сколько бы половых актов не минуло между ним и годящейся ему во внучки девушкой, пожилой любовник никак не может удержаться в одном ритме. Парень только и может, что слушать, мысленно давать советы и мечтать о подобной потенции в таком возрасте.
— Ммммм, — стоны обрываются затяжным поцелуем.
Шлепки выходят на первый план, вынуждая Ирима скрипеть зубами. Он не может просто так ворваться в комнату, вытащить девушку из-под Паллена, исполнить её мечту и своё обещание. Не сейчас. Ещё слишком рано. Парень молится Судьбе, лишь бы нужный момент наступил как можно быстрее.
— Да… да… Даааа… — протяжный, громкий и переполненный страстью стон извещает Ирима о близости финала. Стон медленно затихает, а девушка полностью отдаёт себя во власть партнёра.
Пара секунд пыхтения и интенсивных шлепков, за которыми следует облегчённый выдох. Подобным образом оканчивается каждый наблюдаемый парнем приход старика в эту комнату. Следующие несколько минут Ирим едва слышит лишь их учащённое и тяжёлое дыхание.
— Иди ко мне… — вскоре громко шепчет юная любовница.
До подслушивающего парочку Ирима доносятся звуки лёгкой возни и продолжительные причмокивания горячих поцелуев. Ирим не видит это, но прекрасно знает, ведь привычки Паллена неизменны, как и рассвет с закатом.
— Ты как всегда изумительна, — раздаётся слащавый и томный голос старика. — Моя Сандара.
— Только твоя, — шёпот обрывается поцелуем.
— Твоя. Думаю, тебе пора уходить, — слегка настойчиво говорит девушка.
Ирим медленно поворачивается на бок без малейшего шороха и без единой вздрогнувшей пылинки и приникает глазом к дырке. В обозримом пространстве — большая кровать с мятой тускло-белой простынёй и выкинутыми на пол подушками, раскинувшийся на постели голый старик с опавшим и сморщенным членом, а также встающая с другой стороны от него девушка. Обойдя ложе, она исчезает из виду парня взгляда и начинает шуршать одеждой.
— Может, в ротик напоследок? Я доплачу, — приподняв голову, говорит старик ей вслед.
— Не стоит оставлять магазинчик без присмотра так долго, — напоминает она, возвращаясь к нему с охапкой вещей в руках. Наклоняется, целуя на мгновение. — Неужели ты забыл, что случилось в прошлом году?
— Помню, помню, — отвечает хмуро, недовольно.
Старик поднимается, а одежда падает рядом. Не пытаясь прикрыть наготу, девушка помогает ему одеться. Делает всё быстро, без лишних движений, торопливо подавая вещи и застёгивая на нём пуговицы. Одновременно на её лице играет лучезарная и тёплая улыбка любящей женщины. Завязав пояс накидки, она чмокает старика в губы и лёгким движением отходит в сторону, помогает подняться и подталкивая его к выходу. Уже вместе они исчезают от глаза Ирима. По звукам парень понимает, что открывается дверь, а следом идёт ещё один поцелуй.
— Мы завтра встретимся? — спрашивает старик с грустью и надеждой.
— Обязательно, дорогой.
Щелчок и тишина. Несколько минут ничего не происходит, но Ирим знает точно — она всё ещё здесь. Благодаря магии он ощущает её присутствие в комнате. Девушка стоит, уткнувшись лбом в толстую дверь. Острые и хрупкие плечи вздрагивают в беззвучном плаче. Все десять пальцев бессильно скребут по деревянной поверхности, словно пытаются прорвать путь наружу, вырваться из клетки, что открыта.
— Я Тана, — шепчет она. — Тана. Только Тана Рингал. Тана. Тана…
Сквозь сдавленные всхлипы девушка повторяет своё имя, подобно заклинанию, что срывает маску фальшивой личности. Потому что каждому, кто входит в её комнату, не нужна Тана Рингал. Они желают кого угодно, но только не её. И чтобы остаться в этой комнате, ей приходится обезличивать себя и становиться первой любовью, чужой женой, воплощением бурных фантазий или знатной и вульгарной госпожой. Но большинство не нуждается даже в этом, и тогда она превращается в безвольную куклу для сношения. Для Паллена же девушка надевает маску покойной жены, о чём Ирим догадался по их мимолётным беседам. Каждый день, что Ирим проводит на чердаке, он слышит, как Тана подолгу тихо плачет в подушку, пока не засыпает глубоким сном. Парень не в силах её утешить, потому что не хочет, чтобы она ненароком выдала его. Для девушки он просто очередной клиент, что нашептал приятные сердцу слова, пока пользовался её юным телом.
Когда фальшивое заклинание помогает, Тана вытирает тыльной стороной ладони слёзы, тяжело проходит мимо кровати и уходит в небольшую ванную комнату готовиться к новому гостю.
Оставив девушку одну, Ирим задумывается и тянет руку к небольшому столику рядом с лежбищем. Вслепую нащупывая небольшой свёрток, без страха шелестит бумагой и принимается за перекус очередным пирожком. Параллельно он вспоминает причину их знакомства и последующие, приятные его душе и телу события.
***
Причиной знакомства Ирима с Таной стал пропахший жареными специями, помятый и несколько раз разглаженный клочок бумаги. На нём оказались выцарапаны кривыми буквами всего три слова — «Валес до Мирент» — имя его будущей жертвы. Как бы парадоксально ни звучало, но за убийство никто не заплатил и не заплатит ни единой монеты. Всё, что связывает Ирима с Отцом и нанимателем последнего — лишь клочок бумаги. Кто наниматель — не важно, ведь зачастую это лишь шёпот мольбы, что услышал кто-то из Дома. «Почему? За что? Как?» — всё это узнаёт тот бродяга, которому досталось имя. К бродягам относился сам Ирим, а также некоторые его братья и сёстры из большой семьи Дома.