Я с родителями не дошел до дома дяди Жоры пары десятков метров, как случился «ОН». Ни я, ни родители, ни кто-либо другой, находящийся на светлой стороне земли, не видели кометы. Она прошла рядом с Землей с темной стороны, говорят было светло как днем. Но я почувствовал, как затрясло землю, как подул ветер с севера, который в одно мгновение превратился в ураган. Последнее, что я тогда увидел, это стремительно приближающееся окно дома дяди Жоры.
Дом у дяди Жоры, по местным меркам, был огромный. Три этажа, множество комнат, как маленьких, так и больших. Дядя Жора часто приглашал к себе работников с детьми. Я тоже неоднократно бывал у него с пацанами. Он тогда вываливал кучу игрушечного оружия, и мы играли в войнушку, переворачивая весь дом вверх тормашками. Чему была не рада тетя Зина, которая занималась уборкой в его доме.
Пару недель мы с дядей Жорой провели в подвале его дома. После пролета через окно у меня появилось множество порезов на кистях и один, но глубокий, на лице. Стекло прошло наискось, по лбу, левой брови и окончило свой путь на левой скуле. Чудо, что я не остался без глаза. И все это время дядя Жора ухаживал за мной, менял повязки, обрабатывал раны, кутал в одежду.
Нас во время урагана спасло то, что в поселок так и не провели газовую линию и у всех, включая дядю Жору, было угольно-дровяное отопление. Котел с приличным запасом угля у него находился в подвале. Отбив кувалдой от котла трубы отопления, дядя Жора постоянно поддерживал в нем огонь.
Я помню, как мне было холодно, несмотря на то, что я лежал вплотную к источнику тепла и дядя Жора кутал меня во все тряпье, которое только смог найти в своем подвале. Но это было ничто, по сравнению со звуками, которые мы слышали. Гул ветра был такой, что нам, чтобы услышать друг друга, приходилась кричать прямо в ухо. Но самое страшное для меня было осознание того, что мои мама и папа мертвы. Я спрашивал дядю Жору, что с родителями и с другими сельчанами? Он отвечал, что не знает, но я понимал — остались только мы вдвоем. Подвалов, подобных дяди Жориному, ни у кого нет, а под таким ветром и холодом никто не продержится и минуты.
Часто мне снова снится тот подвал, холод и, продирающий до мозга костей, гул ураганного ветра. И сейчас, по прошествии стольких лет, я часто просыпаюсь в холодном поту от страха, что я опять там очутился.
На третий день ветер стих, и подвал наконец-то начал нагреваться. Дядя Жора, оставив меня одного, отправился наружу. Пару часов я дрожал от страха одиночества и боязни за его жизнь. На тот момент он стал единственным для меня родным человеком и как же я радовался его возвращению. И когда он спустился в подвал с ворохом теплой одежды, я больше не спрашивал его о родителях, все и так было ясно, они мертвы, как и все люди в поселке.
Неделю дядя Жора делал постоянные вылазки на поверхность. Он занялся модернизацией своего КамАЗа, о чем рассказывал, как только возвращался в подвал. Мы собирались ехать по замерзшему морю на юг, где надеялись оказаться в тепле.
Главным образом модернизация коснулась выхлопной системы. Дядя Жора с помощью сварки пропустил ее прямо под баком, чтобы топливо не замерзло в дороге и нам не пришлось умирать от холода. Кузов он сделал крытым, соорудив крышу из бортов другого старого ГАЗона. С его левой стороны он установил дверцу и приварил лесенку. Внутрь он грузил самое необходимое, что мог найти на месте поселка, от генератора и сварки, до продуктов питания.
И я, и дядя Жора, все это время питались его запасами, разнообразными консервами и закатками, хранившимися в подвале, предварительно разогревая их у котла.
Все то время, пока дядя Жора готовил грузовик, я находился в подвале и не выходил наружу. Он регулярно менял повязки на моих руках и лице, подкидывал угля в котел и пропадал на несколько часов. Чем я занимался, когда оставался один, я помню смутно, но появлялся дядя Жора и я искренне радовался. Тем более что он приносил конфеты из какого-нибудь разрушенного дома, хотя он об этом умалчивал, а говорил, что это от зайчика.
В моей памяти эти, промерзшие насквозь конфеты, которые приходилось разогревать у котла, остались самыми вкусными на всем белом свете. И сейчас, на исходе третьего десятка лет своей жизни, я так и не могу найти чего-либо вкуснее, чем те самые промёрзшие насквозь конфеты в подвале дяди Жоры.
Когда дядя Жора закончил модернизацию и погрузку КамАЗа, я первый раз вышел из подвала. Перед этим он пошил мне одежду из шуб односельчан, так что я был одет довольно богато, хотя и несколько странно. Штаны из лисы, тужурка из песца, ботинки обшиты соболями, а шапка из куницы.