Голос министра культуры и отдыха, вероятно и от рождения не отличавшийся особой мягкостью, еще больше огрубел от выступлений на шумных уличных митингах. Он говорил очень долго, а потом уступил место на трибуне достопочтенному ректору Беллацитского университета. Скотт-Кинг изучал тем временем книги и брошюры, предоставленные в его распоряжение, всю эту обильную продукцию Министерства народного просвещения — сборник избранных речей Маршала, монография по предыстории Нейтралии, иллюстрированный путеводитель по горнолыжным курортам страны, годичный отчет Корпорации виноградарства. Ничто, похоже, не имело здесь прямого отношения к происходящему, за исключением многоязычной, воистину полиглотской программки предстоящих празднеств:
«17.00. Церемония открытия торжеств министром культуры и отдыха.
18.00. Прием делегатов в Беллацитском университете. Костюм вечерний.
19.30. Торжественный прием, вино и закуска а-ля фуршет в муниципалитете Беллациты.
21.00. Банкет, организованный Комитетом празднования трехсотлетия Беллориуса. В музыкальном сопровождении молодежного отделения Беллацитской филармонии. Костюм вечерний.
Ночлег в отеле „22 марта“».
— Видите, — сказал Уайтмейд, — до девяти часов есть нам не дадут, и попомните мои слова — они еще и опоздают вдобавок.
— У нас в Нейтралии, — сказал доктор Фе, — в Нейтралии, когда мы счастливы, мы не наблюдаем часов. А сегодня мы очень счастливы.
Отель «22 марта» получил свое название в честь какого-то уже забытого ныне события, которыми изобиловала история восхождения Маршала к власти и в связи с которым был тогда по горячим следам удостоен переименования крупнейший отель столицы. За эти годы он пережил — в зависимости от перемен политического климата — столько же официальных переименований, сколько и самая площадь, на которой он был расположен: «Королевский», «Реформа», «Октябрьская революция», «Империя», «Президент Кулидж», «Герцогиня Виндзорская»; нейтральны, впрочем, всегда называли его попросту «Риц». Отель возвышался над пышной субтропической зеленью, фонтанами и статуями — солидное сооружение с разнообразными украшениями в стиле рококо, бывшими здесь в моде полвека назад. Отель служил местом встречи для представителей нейтральской аристократии; они бродили по его просторным коридорам, сидели в уютном фойе, оставляли у портье письма друг для друга, иногда занимали у барменов немного денег, иногда звонили отсюда и, конечно, ежедневно судачили о том о сем, а по временам и дремали в удобных креслах. Они не пользовались платными услугами отеля. Они просто не могли себе этого позволить. Цены здесь были установлены законом, и притом высокие, к ним прибавлялось еще множество совершенно головокружительных налогов — 30 % за обслуживание, 2 % гербового сбора, 30 % налога на предметы роскоши, 5 % сбора в фонд зимней помощи, 12 % сбора в пользу инвалидов и жертв революции, 4 % муниципального сбора, 2 % федерального налога, 8 % налога на удобства и излишки жилплощади, превышающие минимальные потребности, а также множество еще самых разнообразных сборов; налоги эти росли, так что номера гостиницы и ее роскошные рестораны стали недоступны ни для кого, кроме иностранцев.
Иностранцев же в последние годы здесь бывало немного; в «Рице» процветало казенное гостеприимство; и все же угрюмый кружок нейтральских аристократов, исключительно мужчин — ибо, несмотря на бесчисленные революционные перевороты и оптовое распространение свободомыслия, нейтральские дамы все еще скромно сидели по домам, — по-прежнему собирались в отеле. Это был их клуб. Они носили темные костюмы и очень жесткие воротнички, черные галстуки и черные ботинки на пуговках; они курили сигареты в длинных черепаховых мундштуках; лица у них были темные и морщинистые; они беседовали о деньгах и о женщинах бесстрастно и отвлеченно, ибо никогда не имели в достатке ни тех, ни других.
Городской сезон в Беллаците подходил к концу, и в тот летний вечер десятка два потомков крестоносцев, еще не выехавших на лето к морю или в свои родовые поместья, как всегда собрались в прохладном холле «Рица». Они были первыми вознаграждены зрелищем возвращения иностранных профессоров из Министерства культуры и отдыха. Вид у гостей был запаренный и умученный; их завезли, чтоб они смогли облачиться в свои академические одеяния для приема в университете. Выяснилось, что у прибывших последними — Скотт-Кинга, Уайтмейда, мисс Свенинген и мисс Бомбаум — багаж пропал. Доктор Артуро Фе бушевал за столиком администратора, как лесной пожар; он заклинал, он угрожал, он звонил по телефону. Одни утверждали, что багаж был конфискован на таможне, другие — что он украден шофером такси. В результате выяснилось, что вещи были попросту забыты в служебном лифте на верхнем этаже отеля.