Когда мы вышли на главную дорогу, пришлось натягивать капюшон и опустить голову вниз. По дорожкам уже шагало достаточно много жителей. Рейд прошел, патрульные снова на своих местах, теперь им нечего бояться. Вот чего явно не скажешь о нас. Остальные пятнадцать метров мы преодолели быстрым шагам, постоянно озираясь по сторонам. Спокойно выдохнуть я смогла лишь, когда за моей спиной захлопнула тяжелая металлическая дверь.
В Баре, как всегда, стало многолюдно. Ну, вот ничем нельзя отпугнуть этот народ. Даже рейд для них не помеха. Между столиков сновали угрюмые официантки в темных платьях, а за баркой с дельным видом стоял Питерсон. Увидев меня, он попытался скрыться за дверью, ведущей на кухню. Но, увидев, что нападать я больше не собираюсь, он немного успокоился.
Я пошагала к своей комнате, Миша, как и всегда, последовал за мной. По дороге нам попались две девушки из рабочего персонала Питерсона. Они проводили нас весьма удивленными взглядами. Конечно, не каждый день увидишь, как я привожу к себе гостей.
– Ну, добро пожаловать, – съязвила я, открывая дверь комнаты и пропуская Мишу вперед.
Немного замешкавшись, он все же переступил порог. Я закрыла дверь на ключ изнутри, и пошагала вглубь комнаты.
– И ты здесь живешь? – Миша обвел мое жилище скептическим взглядом.
– У тебя были варианты получше? – огрызнулась я, – что же сразу не предложил?
Миша только хмыкнул в ответ. И ничего не ответишь мне? Как-то это странно. Что же это с ним происходит? Надо бы узнать, здоров ли он?
– Ну, что ж, – вдруг проговорил он, – преступим.
Я пожала плечами. Что мне еще остается. Миша достал из своего рюкзака несколько баночек, непонятного для меня предназначения, расставил их на столе и повернулся ко мне.
– Раздевайся, – проговорил он.
Я недоуменно уставилась на него. Он что совсем страх потерял что ли? Ему жить надоело? Вместо ответа Миша, закатив глаза, взял одну из баночек и показал мне. Теперь мне стал понятен смысл его фразы. У него в руках был специальный крем, который помогает изменить цвет кожи. Судя по надписи на наклейке, моя кожа должна стать на полтора тона темнее. Что ж, это вполне не плохая идея.
Я скинула одежду, оставшись в нижнем белье. Мы быстро растерли по всему телу, не забыв про лицо, содержимое данного тюбика. Через несколько минут моя кожа и вправду потемнела, и приобрела оттенок, который был присущ всем жителям этого города. Я удовлетворенно кивнула. Хотя светлые волосы и зеленные глаза в сочетании с таким оттенком смотрелись немного странно. Миша гордо вскинул голову. Ладно, ладно, гений неоцененный, слишком-то не возвышайся.
Дальше закутав меня в старое покрывало, которое Миша нашел в моем небольшом шкафу, он усадил меня на стул посреди комнаты и достал ножницы. Мне стало страшно. Сейчас он собирается отрезать мои волосы?! Я зажмурилась. На пол посыпались локоны моих светлых волос. Стрижка заняла не больше десяти минут, но на этом Миша не остановился.
Он взял со стола еще один тюбик и принялся наносить его содержимое на волосы, аккуратно распределяя по всей длине волос. А потом нам пришлось ждать долгих полчаса, пока краска возьмется на моих волосах.
– Слушай, Миша, – проговорила я, сидя посреди комнаты на старом деревянном табурете, – давно хочу спросить.
– О чем? – отозвался Миша, расположившись на моей кровати.
– Где вы с Владом познакомились?
Миша хмыкнул и сел на кровати.
– Мы с ним встретились в S примерно года три назад.
– В S? – вполне естественно удивилась я, – это же за миллион миль отсюда. Как тебя туда занесло.
– Ну, я в то время много путешествовал, – неоднозначно проговорил Миша.
– Ты говорил, что уехал из L пять лет назад, – снова проговорила я, – почему?
– Ну, меня всегда тянула жажда приключений, – Миша подмигнул мне, – ты же вот тоже бродишь по городам нашей необъятной Империи.
– Я это совсем другое дело, – я махнула рукой, – а вот, что заставило тебя покинуть свой город мне не понятно.
– Конечно, – протянул он, – куда тебе, мелкоте, понять взрослых дяденек.
– Ты кого мелкотой назвал, салага, – почти натурально возмутилась я, – тебе-то в твои-то восемнадцать не пристало спорить со взрослыми тетеньками.
– Мне двадцать два, – проговорил он, уставившись на меня с едкой ухмылкой.