Я подняла руку, чтобы скинуть с себя этот тяжелый кусок ткани. Подняла, громко сказано. Я смогла приподнять ее лишь на несколько сантиметров, после чего в глазах снова заплясали яркие пятна от ощутимой боли. Ну, и что же мне теперь делать? Что так и лежать здесь? Так и сдохнуть можно, погребенной под этой чертовой палаткой! Не такой я представляла собственную смерть! Ох, не такой!
Крикнуть, что ли? А вдруг там лисицы? Хотя, если хорошо подумать, то будь это так, они бы уже давно меня сожрали. Они же хищники. У них отличный нюх. Они бы давно нашли меня. Ну, а если я до сих пор валяюсь здесь, никому не нужная, то можно предположить, что твари скрылись на Перевале. Или их убили. В любом из раскладов получается, что наши победили.
Я невольно усмехнулась своим мыслям. Надо же. Я уже начинаю думать о них, как о ком-то близком. Наши. Ну, надо же! Прошло-то всего пару дней, как я с ними знакома, а уже успела привыкнуть к ним. Что-то раньше я за собой такого не замечала. Да, и раньше никто не рисковал своей жизнью ради меня. Только родители… и Мелоди…
Я снова начала погружаться в омут опасных мыслей и воспоминаний. От этого меня отвлек какой-то шум, исходивший по ту сторону моего непроизвольного укрытия. Я прислушалась. Кто-то что-то кричал. Или звал кого-то. Голос весьма знакомый. Вот, только кому он принадлежит, разобрать было сложно. Брезент глушил большинство звуков.
Вот голоса становились все ближе и отчетливее. Они точно кого-то зовут!
– …ди… – донесся до меня обрывок чьего-то крика.
Следующий прозвучал еще ближе. И еще два голоса слышались совсем рядом со мной. Вот только разобрать я их по-прежнему не могла. Слишком уж сильно болела моя голова. Только бы не сотрясение!
– Кэсседи! – прозвучало почти возле моего места приземления.
Вот черт! Так они меня там ищут! А я ведь совсем рядом, но они меня не видят. Конечно, валяюсь тут, укрытая этой чертовой штуковиной. На тысячу кредитов готова поспорить, с их стороны я смотрюсь, как куча никчемного мусора. Надо подать им знак. Пошевелиться что ли? Или крикнуть?
Я хотела позвать тех, кто ищут меня, но из груди вырвался лишь беззвучный стон. В горле пересохло. Черт меня побери! Может, они на меня наступят? тогда-то точно найдут!
– Ты уверен, что она здесь? – кто-то стоял совсем рядом со мной.
– Да, – голос второго уж сильно напоминал мне Стаса или Влада, – лисица погнала ее в этом направлении.
– Может, она где-нибудь за разбитыми палатками, – это точно был Миша.
Его голос я никогда ни с кем не перепутаю. Ну, давай, мальчишка, включай свой необычный талант. Нашел же ты меня в огромном городе, значит, и здесь отыщешь!
– Крошка Ди! – Ну, точно Миша.
Кто еще так нагло может звать меня придуманным им же прозвищем? Только этот маленький засранец! Мне аж снова захотелось засандалить ему приличного пендаля, чтобы не забывался. Только подумать, мы с ним знакомы всего-то больше двух суток, а он мне уже прозвища придумывает. Гад ползучий! Я аж зубами скрипнула от обиды.
– Я там что-то видел! – вдруг вскрикнули где-то слева, – там что-то шевелилось.
Это они про меня? Они меня заметили? Наверно, расчувствовавшись, я пошевелила чем-то, сама того не понимая. Хоть бы так! Пусть меня уже найдут! А то я как-то устала валяться под этой гребанной палаткой. Не успела я додумать, как брезент резко рванул вверх, а по глазам болезненно ударил яркий свет. Я невольно зажмурилась.
– Она здесь!
Послышались частые шаги. Надо мной кто-то склонился. Я почувствовала, как к моей шее прикоснулись чьи-то руки.
– Она жива? – донеслось откуда-то справа.
– Жива! – проговорил Миша, продолжая ощупывать меня.
– Убери от меня свои руки, мелкий засранец, – выдавила я хриплым голосом, медленно открывая глаза.
Сразу перед взором предстала довольная ухмылка Миши. С тихим стоном я повернула голову. Надо мной стояли трое. Среди них я узнала Стаса, значит, не ошиблась, это его голос я слышала. Еще двоих я не знала. Я обвела взглядом округу. Пока я тут валялась, на горы опустилась ночь. У каждого повстанца в руках был фонарь. Им-то в меня и светили сейчас, болезненно ударяя по глазам.
– Как себя чувствуешь? – поинтересовался Миша.
– Как раздавленная устрица, – прохрипела я, жмурясь от яркого света, – и убери ты этот чертов фонарь!
Миша усмехнулся и передал свой фонарь Стасу.
– Это хорошо, – проговорил он, все так же усмехаясь, – встать сможешь.
Я неопределенно пожала плечами, и снова сморщилась от невыносимой боли. Миша кивнул и нагнулся ко мне, аккуратно поднимая меня с земли. Все тело пронзило невероятной болью. Я невольно застонала.