Неравномерность вклада Хазарии в обновление политической культуры Северной Евразии отчетливо проявилась в ситуации кризиса. Около 889 года венгерские племена, являвшиеся частью каганата, откочевывают в Паннонию, за Карпатами, и с ними уходит три собственно хазарских рода. Эта ситуация вполне обычна для степных конфедераций номадов, и свидетельствует она о том, что ничего принципиально нового в степной своей «ипостаси» хазарский каганат не создал. Было ли причиной ухода дружественных и даже родственных племен давление наступающих из Азии новых орд кочевников (печенегов), недовольство правлением беков-иудеев или тяга номадов к перемене мест — для решения проблемы оказалось достаточно собрать шатры и отправиться в путь.
Совершенно иное решение вопроса «сецессии» (отделения) было предложено чуть позже, на противоположном северном рубеже каганата. Постепенно мигрируя вверх по Волге из Прикаспийских степей, к началу X века оставшаяся в составе Хазарии часть булгар окончательно обосновалась на Средней Волге, у места впадения Камы, на границе лесостепи и леса. Предводитель булгар входил в родовую аристократию Хазарского каганата с титулом эльтебера, то есть правителя вассального народа. Как и все подчиненные племена, булгары должны были нести определенные повинности каганату: предоставлять войско и платить дань, впрочем, весьма умеренную, едва ли не символическую — по меховой шкурке с дома. Тем не менее настал момент, когда булгары попытались обособиться от Хазарии. Традиционные степные стратегии поведения предполагали два варианта действий в этой ситуации: уход на новые земли (как поступили венгры) или разгром прежнего суверена с целью занять его место (как поступили в свое время хазары, заняв место Великой Булгарии). Булгары не захотели уходить и не захотели воевать с каганатом, продемонстрировав совершенно новое осмысление границ общества и пространства: было принято решение принять ислам как официальную религию. Сама идея добровольного выбора веры и стратегическое обоснование такого выбора (булгары не граничили ни с одной мусульманской страной, зато ислам проводил символическую границу между ними и иудейскими и тенгрианскими правителями Хазарии, заодно нейтрализуя угрозу со стороны хазарской гвардии, не сражавшейся с мусульманами) выдает влияние новой хазарской политической культуры. Булгары сделали следующий шаг, объявив новую религию обязательной для всего населения своей земли, тем самым добившись небывалого прежде в этих краях уровня сплочения общества и контроля над населением.
Мы не знаем обстоятельств первоначального распространения ислама среди булгар. Видимо, для официального оформления принятия новой религии примерно в 921 г. эльтебер Алмуш пригласил посольство из Багдада — недавно основанной столицы Арабского халифата, расположенной в трех с половиной тысячах километров к югу (свыше трех месяцев пути по прямой). Реально путешествие посольства заняло 11 месяцев: обходя хазарские земли с востока, через среднеазиатский Хорезм, караван официальных посланников, купцов и духовенства, везущих с собой пожертвования на строительство мечети и книги, прибыл в город Болгар только в мае 922 г. Принявший ислам эльтебер Алмуш стал называться эмиром Джафаром ибн Абдаллахом: и титул, и имя превратили вождя подчиненного хазарам племени в «исламского князя», встроенного совсем в иную социальную иерархию. Формально над эмиром Волжской Булгарии имел власть халиф, но Багдад был так далеко, что практического влияния на дела булгар оказывать не мог.
Таким образом, в глубине континента вне прямого и постоянного контакта с развитыми древними культурными центрами и государственными образованиями происходит самоорганизация кочевого племени в более сложное политическое образование. Параллельно происходит процесс переосмысления собственного сообщества при помощи идей и понятий новой универсальной культуры, распространенной далеко за пределами булгарского племени или даже кочевого мира: ислама. Граничащие с лесной и даже таежной зоной Евразии булгары оказываются включенными в общее воображаемое пространство, наряду с Хорезмом, Багдадом и даже Мединой, делая свою далекую страну частью этого пространства. Так же и локальное, местное знание булгар об их соседях включалось в каталог возникавшей универсальной картины обитаемого мира. Этот процесс расширения знаний об обитаемой «вселенной» можно наглядно видеть в «Записках» Ахмеда Ибн-Фадлана, который принял участие в посольстве 922 г. и оставил бесценные сведения о булгарах и окружавших их народах. Став частью одной универсалистской картины мира (в данном случае мусульманской, арабо-персидской культуры), локальное знание булгар могло «переводиться» на другие универсалистские «языки», например византийско-христианской культуры. Таким образом происходило культурное освоение прежде обитаемой, но «невидимой» Северной Евразии, где отдельные коллективы людей не имели общего культурного «языка» и самой необходимости осмысливать эту территорию как целое и передавать свое знание о ее различных уголках.