И скинул вызов.
— Ну вот, то «заглядывай на огонек», то «десять минут на всё про всё», — проворчал я, убирая телефон обратно в шкафчик.
— Что, Гиштап вызывает? — с некоторой долей сочувствия спросил Изюм.
— Не упоминай при мне эту фамилию всуе, — мрачно пошутил я.
— Хе-хе, — чуть повеселел мой напарник, — ну ничего, сейчас он тебе мозги быстро вправит. Но ты сильный, ты справишься. С умертвиями в штыковой сходишься, а какого-то старого штабиста боишься.
— Я лучше буду против нежити голым выходить, чем в его кабинет…
Закинув в толстенный ростовой сейф, где мы хранили свои ИК-Б, последний элемент боевого облачения, я понуро потопал в душ. Что-то не верилось мне в то, что у начальства для меня действительно были хорошие новости. И, как показало время, я оказался совершенно прав.
Глава 3
До офиса ФСБН, в котором с комфортом расположилось все начальство нашего Главного управления, я доехал примерно за полчаса. Но не потому, что из опорного пункта, где мы с Изюмом несли дежурство, был слишком дальний путь, а скорее потому, что несознательно оттягивал этот момент. Почему-то короткий телефонный разговор с комбатом поселил в моей душе необъяснимую тревогу, сравнимую с предчувствием крупных неприятностей, а потому мне хотелось максимально их отсрочить…
Выйдя из автомобиля, на этот раз уже личного, а не служебного, я поправил китель, обреченно вздохнул и двинул на ковер к своему командиру. Центральное крыльцо здания я обошел стороной, потому что от него до нужного мне кабинета пришлось бы протопать по коридорам почти половину конторы. Вместо этого я направился к курилке, откуда путь до точки назначения сокращался практически в два раза.
Проходя мимо группы сотрудников ФСБН, увлеченно о чем-то беседующих между собой, я уловил даром явные отголоски неприязни, зависти и, не соврать бы, приглушенной ненависти. Причем, чувства эти были настолько сильные, что их учуял даже я, не шибко способный к эмпатии.
— О, глядите, еще один «губошлеп» топает… — фыркнула девица со звездами лейтенанта на погонах, неодобрительно косясь на мой шеврон в виде Константинова креста.
— Ага, — вторил ей кто-то из курильщиков, — бурную деятельность изображать приехал…
На эти едкие замечания и обидные смешки, я даже не повернул головы. О всеобщей нелюбви в стенах ФСБН конкретно к инквизиции, я знал с самого первого дня, как только перевелся сюда. Несмотря на то, что Главное управление БИ было всего лишь подведомственным учреждением в огромной структуре Федеральной службы по борьбе с неживой угрозой, оклады некоторым категориям наших сотрудников назначались самые высокие. Иногда в три, а то и в четыре раза выше, чем у остальных штабников в сопоставимых званиях и аналогичных должностях. Собственно, одного этого уже было достаточно, чтобы нас недолюбливали.
Прибавить еще и тот факт, что помимо инквизиторов в нашем ведомстве служило великое множество иных специалистов от операторов и дежурных на пультах до «чистильщиков», прибирающих оставшиеся после инфестатов кровавые художества, то на выходе получим истовую убежденность в том, что сотрудники боевой инквизиции своего повышенного жалования не заслуживают. Мол, умертвиям мозги не вышибаете, за что вам платить? А то что у нас два раза в месяц у всей управы авралы, масштабные операции с задействованием ста процентов личного состава, когда служащие своих родных по два-три дня не видят, так это по барабану. Такого, почему-то, завистники предпочитают не замечать.
Быть может, появись я тут в полном облачении и с «Косой» наперевес, на меня эти офисные крысы посмотрели бы иначе. Но мне, откровенно говоря, было слишком насрать на них, чтоб об этом беспокоиться.
Пусть хоть захлебнутся своей мелочной завистью и злобой, пусть зовут «губаном», «губошлепом», «губкой» и прочими производными, созвучными с аббревиатурой Главного управления боевой инквизиции. Мне от того ни горячо, ни холодно. На размер моего денежного довольствия это нисколько не повлияет, хе-хе…
На входе в здание мне пришлось пройти обязательный комплекс процедур по замеру температуры, плевку в баночку и сканированию глазного яблока, призванных выявить ходячие трупы. Дело в том, что у поднятых мертвецов метаболизм изменяется кардинальным образом, но не прекращается полностью. Их тела, обретшие псевдожизнь, стремительно остывают до двадцати четырех градусов, радужная оболочка глаз пересыхает в первый же час и заметно темнеет, а слюна и вовсе перестает выделяться. И такие простые меры позволяли с высокой долей вероятности выявить подосланную куклу или умертвие, если они только не были обращены пару минут назад. Но на этот случай на каждой проходной наряд дежурил вместе со служебной собакой, потому что братья наши меньшие эманации некроэфира чувствовали за десяток метров без всяких приборов.