Поняв, что эта непродуктивная беседа может продолжаться еще долго, я плюнул на изначальную договоренность и ухватился за поворотную ручку. Едва слышимо скрипнула пружина и я вошел…
- Это правда, мама, - с порога объявил я. - Меня не убили, я жив.
Увидав в проеме мою угловатую и иссохшую фигуру, матушка замерла с открытым ртом. Я готовился к любой ее реакции, но все равно удивился, когда она со счастливым визгом кинулась мне на шею.
- Живой! Живой! Господи, Юрочка, Юрасик, родненький мой!
Мама заключила меня в крепкие объятья и принялась осыпать поцелуями, вознося хвалу всевышнему. А я просто прижимался к ней, прямо как в детстве, когда был маленьким мальчиком, и вдыхал такой знакомый запах ее духов, ставший мне родным. Кажется, она ими пользуется уже лет двадцать, не меньше…
- Ну все, мам, перестань! Ты меня задушишь! - попытался я остановить водопад родительской нежности и радости. - Еще одни свои похороны я уже не перенесу!
- Юрасик, но как? - в самом деле чуть отстранилась матушка, сияя глазами, полными слез.
- Это долгая история, но если хочешь…
- Нет-нет, ничего не говори! - упрямо помотала головой она. - Это было какое-то особое задание, да? Вы специально все инсценировали? Оно же наверняка очень секретное, не рассказывай мне, а то тебе влетит на службе…
Хех, вот за что я люблю свою маму, так это за умение придумать какое-нибудь с виду логичное объяснение, уверится в нем, и не желать слушать истинной правды. Но раз уж на то пошло, то так даже проще. Поведаю ей подробности моего возвращения как-нибудь потом, а пока не буду портить момент воссоединения.
Разомкнув руки, я отошел на полшага назад и с нежностью посмотрел в лицо родительнице. Сначала я хотел ей улыбнуться, дабы показать, насколько рад ее видеть, но потом заметил, как бегущие по щекам слезы смазывают толстый слой тонального крема на ее коже. Что-то не припомню, чтобы она раньше так сильно красилась…
Проведя кончиками пальцев по материнскому лицу, я увидел, что под слоем косметики скрывается побледневший, но все еще отчетливый синяк, очертаниями смутно похожий на отпечаток кулака. За время занятий единоборствами я подобных украшений получил немало, а на других видывал их еще чаще, так что определить характер травмы мог с почти стопроцентной точностью.
- Он снова тебя бил? - тихо спросил я, опасаясь вспышки гнева, которая могла затопить мое сознание.
- Юра… да ерунда это! - матушка стыдливо прикрыла щеку рукой, словно стесняясь. - Главное, что ты жив и здоров! А остальное совсем неважно…
Проведя языком по верхним зубам, я выпустил воздух и прикрыл глаза. Убью суку. Придушу собственными руками, а потом откручу башку и насру в череп. Видимо, только таким образом можно отвадить папашу-алкаша от любимого занятия, и дать матери наконец спокойно пожить. И хоть раньше я, особенно, будучи подростком, неизменно смаковал такие же жестокие мысли, когда пьяный отец избивал нас в очередной раз, но сегодня они впервые меня напугали. Просто потому что туманные и неопределенные намерения вдруг оформились в конкретный замысел, который не был порожден злостью или обидой. В сердцах люди говорят и делают много такого, что не пришло бы в спокойном состоянии им в голову. Но потом, обычно, отходят, успокаиваются и обо всем забывают. Я и сам так поступал сотни и тысячи раз. Но сейчас… сейчас я был хладнокровен, как никогда.
Глава 4
Подвешенная на ветвях дерева и замаскированная голова куклы исправно следила за суетой в небольшом военном лагере. Три армейских палатки, один обложенный мешками с песком генератор, пять легкобронированных автомобилей типа «Хамви» и передовой немецкий «Унветтер». Если получится последний затрофеить, то это будет весьма неплохой бонус к гонорару за голову местного инфестата. Такую машинку с удовольствием купят и румыны, и болгары, и поляки. Главное не продешевить…
Отвлекшись на некоторое время от дележки шкуры неубитого медведя, Изюм внес пометки на лист, где расчертил схему лагеря. Сейчас беглый инквизитор находился в трех километрах от стоянки, а потому мог особо не бояться быть обнаруженным. А коли так, то ничто не мешало ему пыхнуть перед работенкой…
Чиркнуло колесико бензиновой зажигалки, и теснота плесневелого заброшенного ДОТа заполнилась клубами удушливого дыма. Однако для насквозь прокуренного ветерана он показался едва-едва горче обычного воздуха. Да-а, редкое дерьмо приходится тут курить. Как же не хватает родимых папирос…