— В с-смысле «обоим?» — недоуменно переспросил Изюм, сраженный остротой откровений Аида.
— Представь, что хочешь поднять марионетку, — пустился в объяснения инфестат. — Освободи свою Силу…
Макс не смог бы и самому себе ответить, зачем он послушался. Боец сформировал подобие веретена из некроэфира и коснулся им химеры.
— Найди ее. Отыщи пуповину, которая связывает меня и мое творение, — каким-то далеким эхом прозвучал голос Аида.
Виноградов исполнил. А затем, имея немалый опыт по части оперативного экзорцизма, решил сделать шаг самостоятельно. Он нащупал незримыми нитями своего мрака ментальную жилу и попытался в нее вклиниться, как делал это всегда. Но не тут-то было! За свою самонадеянность беглый инквизитор огреб такую незримую оплеуху, что чуть не проблевался. В ушах тотчас же зашумело, а зрение подернулось мутной поволокой, будто ему в самом деле зарядили по мозгам дубинкой.
— Не торопись, Максим, — с легкой усмешкой покачал подбородком Секирин. — Ты не так уж много знаешь о нашем даре, чтобы позволять себе столь опрометчивые эксперименты.
Все еще пребывая в легкой прострации, Изюм заторможено кивнул. Дальше он следовал исключительно инструкциям инфестата и не помышлял ни о каких вольностях. Итогом этого странного взаимодействия стало то, что незримая связь накрутилась на некроэфир бойца, как на катушку. А потом словно голодный удав сдавила разум Макса. Недолгое противостояние и… Щелк! В мозге как будто нажали забытый рубильник, который активирует остроту чувств.
Запахи, звуки, цвета, миллионы деталей, которые Виноградов никак не мог ранее подметить. Всё это отныне стало ему доступным через Артёма. Через его сложную систему органов восприятия, доведенную талантом Аида до невиданного живым созданиям совершенства. Ветеран ощутил себя ныряльщиком, который всю жизнь задерживал дыхание и плыл под водой. А вот сейчас он вынырнул, и многообразие надводного мира ошеломило его.
Это что же получается? Секирин отдал ему одну из своих химер?
— Уходите, Третий, — вернул инквизитора в реальность сухой голос медиума. — Бегите и не оглядывайтесь. Дамиру оставаться в США опасно. Он уже попал в базу, и теперь ему не дадут покоя. Камеры с аналитикой распознавания лиц висят в каждом крупном городе. Поэтому вам туда ход заказан. Телефон, который я тебе дал, держи при себе. При необходимости сможем связаться.
— Береги себя, Сергей, — глухо ответил спецназовец, все еще не желающий уходить. — Помни о своем обещании и не скатывайся обратно во мрак.
Собеседник коротко кивнул и повернулся к сыну. Во взгляде Аида не промелькнуло ничего похожего на теплоту или любовь. Но все же какая-то чудом не истлевшая часть изувеченной души медиума дорожила этим мальчишкой. Единственным значимым для инфестата наследием, которое оставила после себя его возлюбленная. Изюм понимал это и без всякой эмпатии. Однако для юного Дамира такие материи оказались слишком сложны. Он так и не смог увидеть, что скрывает отец за своей невыразимой суровостью и жестокостью. Но, быть может, когда-нибудь пацан дозреет до осознания…
Они так и разошлись, не сказав друг другу ни слова. Секирин лишь стоял, как мрачный идол, посвященный богу смерти, и смотрел вслед удаляющемуся с Максом и Артёмом подростку.
— Нова-один, на позиции!
— Нова-два, на позиции!
— Чарли-три-пять, окна под контролем!
— Чарли-один, почти зачистили парковку.
Эфир не замолкал ни на секунду. Американский спецназ совместно с военными слажено реализовывали многократно отработанные протоколы. Можно сказать, что операция проходила рутинно и буднично. Прямо как на учениях. Единственное, что сегодня было настоящим, это цели.
— Сраные трупаки! — выругался один из бойцов. — Откуда их столько повылезало⁈
— Ты поменьше болтай, Шон, — посоветовал ему напарник, — да стреляй точней.
— Ха-ха, Джеймс, но тогда тебе совсем никого не достанется! — азартно выкрикнул солдат, меняя опустошенный магазин. — Я уже поджарил около дюжины зомбаков!
— Поздравляю, — сухо кивнул товарищ, — впечатляет.
— То-то же!
— А у меня уже почти два десятка.
— Что-о-о⁈ — Шон с таким возмущением уставился на сослуживца, что тот не смог сдержать улыбки. — Ты прикалываешься, мэн⁈ Когда успел⁈