Части мышечной ткани не хватает. Весьма значительной части.
Пардон, а где голова? Куда задевал друг Фагот столь важную деталь организма?
Вот и она. На почётном месте, в биде. Мог бы и в холодильник сунуть. Обидно, такая славная черепушка, — и провалялась не меньше полусуток в тепле… А головы, как и осетрина, имеют одну свежесть, первую и последнюю, хоть чёрной икры и не мечут…
Извлечённый из биде смотрит на меня мёртвым взглядом. А каким, собственно, ему смотреть? Не профессор Доуэль, в конце концов. Кстати, автор того триллера про говорящую голову жил и умер в нескольких кварталах отсюда. Бывают в жизни интересные совпадения.
Ну так добавим ещё одно. Обозначим таинственного незнакомца кодовым наименованием «Доуэль». До выяснения настоящих анкетных данных.
Та-а-к… Блондин, лет тридцать пять — сорок. Особая примета — горизонтальный шрам на лбу. Заживший, но относительно свежий. Похожий на след от вскользь царапнувшей пули. Да, надо быть раненым в голову, чтобы поворачиваться спиной к Фаготу при отсутствии свидетелей…
Итак, херр Доуэль, я сыграю с вами в маленькую салонную игру. Не знаю, как её называют шарлатаны-френологи — но, наверное, уж придумали какое-никакое название. А я Академию Высшего Разума не заканчивал, астральных дипломов не имею. Я — практик-самоучка. Но знаю, что голова — самый болтливый орган человека. Даже мёртвая — если, конечно, отделена от тела сразу после смерти. Иначе эхо последних мыслей тонет в воплях не желающих умирать органов, сигнализирующих мёртвому мозгу о своём бедственном положении.
Пальцы нежно гладят светлые волосы. Кто ты, друг? Зачем пришёл сюда и как погиб? Ответь мне, старому своему другу, ты знаешь, как я тебя люблю, какие секреты могут быть между друзьями… Мы сейчас с тобой одно, одно целое — ты и я…
Ничего. Пустота. Потом — боль, короткая и раздирающая на части. Потом — удивление, безмерное удивление. Снова ничего. Пустота. Темнота.
Голова выскользнула у меня из пальцев. Стукнулась о кафель. А следом на пол ванной сполз я.
Сидел долго. Мыслей не было. Сил тоже. Время исчезло. За ним исчезло всё остальное.
Всё вернулось — медленно, неохотно.
Я встал, пошатнулся, шлёпнулся обратно. Встал снова, держась за ванну — я вообще-то упрямый. Долго ловил губами струйку из крана. Сказать, что мне было плохо — значит приукрасить действительность на несколько порядков…
Одежда липла к потному телу. Внутренние органы затеяли игру не то в прятки, не то в пятнашки — по всем закоулкам организма. Сердце, впрочем, не пряталось, но явно заболело манией величия. Вообразило себя высокочастотным генератором. Я попробовал сосчитать пульс и бросил безнадёжное занятие…
Минут десять я потратил на подавление бунта собственного тела. На жёсткую зачистку. В результате смог ходить, хоть и не слишком быстро. И соображать, хоть и со скрипом. Детали организма, ответственные за прочие процессы, не ощущались. Исчезли. Примерно так куда-то исчезает щедро обезболенная стоматологом челюсть.
Самое главное — всё напрасно. Хотя отсутствие информации — тоже информация. Свои мысли покойный блокировал, причём до самой смерти — и этот блок пережил его. Интересно.
А всё остальное — ерунда. Ну, боль… Так ведь известно, что сердце богато нервными окончаниями. Удивился удару в спину — тоже понятно. Обычно люди искусства в спину бьют в фигуральном смысле. Не ножом. Фагот был редким исключением.
Не стоило тратить силы на дурацкую некромантию…
Потому что остался без ответа вопрос: кто вы, профессор Доуэль?
Вопросов не вызывает другое — если в течение часа я не получу дозу, одним трупом в этой квартире станет больше. Угадайте с трёх раз, чьим…
Придётся плюнуть на риск и совершить небольшую прогулку. Доползти как-нибудь до бульвара…
С мертвецами я прощаться не стал. Скоро увидимся.
На мой жест остановилась третья по счёту машина — «вольво» с тонированными стёклами.
— Подвезёте? — спросил я, улыбнувшись как можно обаятельней и держась за открывшуюся дверцу — ноги подкашивались.
Водитель — молодой, но заплывший жиром — кивнул, похотливо улыбаясь. Больше в салоне никого не было.
Отлично. То, что надо. Мой покойный друг Фагот всегда предпочитал молоденьких девушек. А мне без разницы. Мне нужна доза.
Дела минувших дней — II
Ноябрь 1980 года. Детство Фагота
По телевизору показывали новую киноэпопею о войне.