«Блокада» — четыре полнометражных цветных фильма. Для советских зрителей, не избалованных потоком западных лент, — событие. На просмотр собралась вся семья Маратика — он сам, родители, бабушка.
Бабуля пережила блокаду — и наблюдала с особым, пристрастным интересом за действием, разворачивающимся на экране. А там всё шло своим чередом: танки фон Лееба (наши Т-54, обшитые фанерой и размалёванные крестами) были остановлены героическими защитниками Ленинграда, тревожная осень перешла в кошмарную зиму, товарищ Жданов с болью в сердце очередной раз урезал хлебные нормы, а истощённые рабочие падали в голодные обмороки у станков…
— Нашнимали… — прошамкала бабуля, когда по экрану замелькали финальные титры. — Што бы они шнали, молокошошы…
Когда она замолкала, бескровные губы проваливались внутрь рта — и внук вздыхал с облегчением. Потому что когда рот открывался — виднелись два последних зуба — длинные, жёлто-коричневые, торчащие из гладких влажных дёсен нижней челюсти. Бр-р-р…
— Как же, фешли они мертфякоф шереш фешь город на шаношках, — шипела старуха. — Иш парадной ваташ-шат, на шугроб полошат — и лешат те до фечера, шавернутые. Днём-то не трогали… Штешнялишь. А утром глянешь — рашфернуты, мяшо пофырешано… Хотя што там ша мяшо, шешшкое, шилы одни…
Невестка — мать Маратика — глядела на старуху с тихой ненавистью. Но молчала. А мальчик смотрел бабуле в рот в прямом смысле слова, не мог оторваться от гипнотизирующего зрелища: кожистая щель сменяется бездонным провалом, зубы торчат двумя одинокими часовыми…
— Опять вы, мама, за свои бредни, — зло сказал отец. — Шли бы вы… спать, время позднее…
Старуха пошаркала в свою комнату.
…Через две недели Маратик вернулся из школы, прошёл на кухню, — бабуля сидела за столом, что-то жевала.
Внук замер, не веря глазам. Рот старухи был полон зубов. Белых. Острых. Страшных. Бабушка широко улыбнулась.
Он выбежал с криком — истошным, рвущим перепонки. Мать, примчавшаяся из ванной, ничего не поняла в рыданиях сына:
— Там… там… там… Кровь!!!
Действительно, по сверкающим белизной зубам размазались несколько алых капель. Новый протез натирал дёсны. Всего лишь.
Глава пятая
Знаменитый царскосельский карнавал должен был начаться на следующий день. Сейчас в городе шли последние приготовления, превращавшие скверы, бульвары и парки в арену грядущего праздника.
В этом сквере тоже кипела работа: устанавливали временную эстраду; вкапывали в землю четыре гладких деревянных столба — непонятно, для какого аттракциона; раскладывали громадное полотнище, которому суждено было вскоре превратиться в надувной батут…
Двое сидели на скамейке — в стороне от всей суеты. Один в форме, второй в штатском. Один спрашивал, второй отвечал — такие у них были правила игры. Разговор мог покоробить постороннее ухо, но посторонних ушей и прочих частей тела поблизости не было. Хотя речь шла именно о них. О частях. Тела.
— Голову нашли?
— Нет. По всему городу собирали, по всем мусорным бачкам. Нет головы. Мягких тканей тоже изрядно не хватает. Говоря проще, мяса.
— Как опознавали?
— По пальчикам… И пирсинг у неё характерный имелся. Шрам от аппендицита… Она, больше некому.
Мимо проковылял, раздвигая траву палочкой, инвалид алкогольного фронта. Искал не то грибы-шампиньоны, не то пустые бутылки. Собеседники сделали паузу — пока он не удалился.
Старшеклассница Татьяна Комарова исчезла неделю назад. Обнаружилась быстро, через два дня. Обнаружилась по частям. По фрагментам, упакованным в полиэтиленовые сумки.
Не стыкуется, подумал человек в штатском. Головы нет, а руки нашлись. Когда хотят затруднить опознание, кисти тоже где попало не разбрасывают.
— Изнасилована?
— По полной программе, во все дыры. И осторожный, гадёныш — презерватив нацепил.
— Он, кстати, признался?
— А куда денется? Дело-то ясное.
Человек в штатском так не считал. Но спорить не стал, его собеседник, служивший заместителем начальника Царскосельского РУВД, считался большим специалистом по изнасилованиям.
— Есть ещё одна маленькая просьба, почти личная. С отдельным, естественно, вознаграждением. Попробуйте неформально разузнать у коллег, кто у вас в городе профессионально бомбит тачки. И — кто скупает у них добычу. Севшие меня не интересуют, только действующие…
Человек в форме кивал, делая пометки в блокноте.
Вскоре он ушёл, получив приятно похрустывающий конверт. Майор Канюченко спешил — через десять минут в РУВД начиналось совещание.