Но поднялась новая Фронда. За Конде вооружились герцог Бульон, маршал Тюренн и другие друзья принца; энергическая красавица герцогиня Лонгвиль, сестра Конде, была душою движения. Не одна, впрочем, герцогиня Лонгвиль внесла свое имя в летопись Фронды: многие другие знатные дамы стали знамениты своими похождениями, сильным участием в интригах и волнениях эпохи; характер движения согласовался как нельзя больше с женским характером, взятым не с почтенной его стороны; и мужчины Фронды действовали большею частью как ветреные женщины. Измена казалась делом позволительным; знаменитый Тюренн вместе с герцогинею Лонгвиль заключили договор с испанцами: обязались взаимно не входить в сношение с французским правительством без освобождения принцев и без заключения выгодного для Испании мира. Тюренн соединил свое войско с войсками испанскими, забирал города и намеревался ударить на Венсенн, чтоб освободить Конде. Гонди потребовал у Мазарини, чтоб тот выхлопотал ему кардинальство; Мазарини отказал, тогда Гонди соединился с партиею Конде, увлекая за собою и бесхарактерного герцога Орлеанского.
Победа войск правительства над Тюренном не спасла Мазарини от беды, когда против него соединились теперь старая и новая Фронды. В парламенте опять заговорили против правительства, раздались голоса, что «монархия ниже законов». Парламент огромным большинством решил просить короля и правительницу об освобождении знаменитых заключенных; первый президент парламента, Молэ, говорил пред королевою необыкновенно смело, назвал политику Мазарини несчастною и сильно порицал арест Конде. Двенадцатилетний король обнаружил в себе при этом случае будущего Людовика XIV: он сказал матери, что если бы он не боялся навлечь на себя ее неудовольствие, то заставил бы замолчать первого президента и выгнал бы его (начало 1651 года).
Правительство объявило, что соглашается на освобождение принцев, если Тюренн перестанет вести войну. Но уже было поздно: герцог Орлеанский вошел в соглашение с партиею Конде, и положено было изгнать Мазарини; почти весь двор покинул дворец, чтоб предложить свои услуги герцогу; огромное число дворян последовало примеру двора; наконец, и духовенство объявило себя в пользу Конде. Мазарини счел нужным для себя выехать из Парижа в С. Жермен; но парламент, благодаря короля и правительницу за удаление кардинала от двора, просил, чтоб Мазарини был удален за пределы Франции и чтоб вперед ни один иностранец не имел доступа в королевский совет. Анна Австрийская принуждена была согласиться на эту меру; принцы были освобождены. Мазарини выехал за границу, но поселился недалеко от Франции, в городе Брюле, близ Кёльна, дожидаясь своего времени, зная, что во французских волнениях нет ничего серьезного, что все дело в личных отношениях, которые ежедневно запутываются. Он был робок, трепетал при виде приближающейся беды, но был тверд и стоек в самой беде.
Не успел Мазарини выехать за границу, как уже люди, его изгнавшие, начали ссориться. Вместе с исключением всех иностранцев из королевского совета парламент потребовал исключения кардиналов; духовенство подало королю жалобу на обиду, сделанную Церкви; герцог Орлеанский стал на стороне духовенства, имел в виду кардинальство Гонди. В то же самое время парламент поссорился с дворянством, которое, жалуясь на поспешное ограничение древних прав и вольностей дворянских, жалуясь, что люди меча должны подчиняться людям пера, людям низшего происхождения, требовало созвания генеральных чинов, чтоб прекратить злоупотребления министров и захват власти, какой позволяли себе парламенты. Герцог Орлеанский и Конде не знали, что делать между двух огней, между дворянством и парламентом; положение последнего стало тем опаснее, что дворянство соединилось против него с духовенством. Между тем Конде перессорил новую Фронду с старой и в старой Фронде перессорил двух ее вождей – Гонди и Бофора. Тогда Гонди перешел на сторону королевы, которая обвинила Конде в сношениях с Испаниею. Дело было передано на суд парламента, в залах которого едва не произошло битвы между партиею Конде и партиею Гонди. Конде выехал из Парижа и явно перешел на сторону Испании. Тогда Мазарини увидел, что его время пришло, и явился во Францию в конце 1651 года с войском, собранным им в Германии и Бельгии; герцог Бульон и маршал Тюренн были теперь на его стороне; тщетно парламент выдал против кардинала яростную прокламацию: она не повела ни к чему, тем более что тринадцатилетний король был провозглашен совершеннолетним, и это стесняло парламент в его действиях.