И в то же время должно быть предусмотрено, чтобы религиозные общины имели право защищать себя посредством принятия участия в разработке государственной политики, что влияет на их миссию. К примеру, законодательство должно требовать участия представительского ряда светских и религиозных конгрегаций в правительственных советах и комиссиях, надзирающих за образовательной и информационной политикой, чтобы те могли гарантировать, что ценности всех крупных субкультур в США признаны и все они уважаются. Сегодня в США была бы немыслима комиссия по гражданским правам, среди членов которой не было бы ни единого афроамериканца или испаноязычного американца. Следует, чтобы было одинаково немыслимо для комиссии или ведомства, пишущего школьные программы, правила для СМИ или правила аккредитации колледжа, чтобы она не включала в себя убеждённых католиков, протестантов, евреев, мусульман и представителей других значимых светских и релегиозных конгрегаций.
Восстановление уравновешивающей силы многорасового, религиозно-разнородного рабочего большинства в западных демократиях означает разрушение знакомых нам категорий «левого» и «правого». Сегодня это может значить защиту институциональной независимости религиозных общин, а завтра — продвижение прагматического муниципального социализма. Учреждения, способные накапливать коллективную силу рабочего класса, в XXI веке будет напоминать скорее такие исторические прецденты как Армию Спасения и «канальный социализм» а-ля Милуоки (муниципальное владение коммунальным хозяйством), чем некоммерческие организации, борющиеся за справедливость и против изменения климата, спонсируемые миллиардерами и управляемые прогрессивными специалистами из надкласса, или, если уж на то пошло, пропагандистские группы, агитирующие за свободный рынок и спонсируемые богатыми либертарианцами.
Современные массовые организации, подобно состоящим в них рабочим, будут смешивать сентиментальный патриотизм с экономическим эгалитаризмом, а религиозное самуправление с поддержкой программ социальной защиты и бусплатными государственными услугами. Вероятно, они будут сочетать грубую, простонародную речь и гражданскую риторику таким образом, что она будет очень чужда равно консерваторам, центристам и прогрессистам, принадлежащим к менеджерскому надклассу. Они будут вульгарными в лучшем смысле этого слова.
Глава IX. Делая мир безопасным для демократического плюрализма
После Холодной войны неолибералы в США и Европе способствовали распространению образа нового мирового порядка, который бы был либеральным и демократическим. К сожалению, в этом образе было много либерализма и слишком мало демократии.
Как мы успели увидеть, неолиберальные элиты стремились выхолостить демократические национальные правительства и парламенты [у себя дома], в то время как администрациии Клинтона, Буша и Обамы стремились распространять демократию с помощью бомбардировок и вторжений в страны с недемократическими режимами от Балкан до Ближнего Востока и Центральной Азии. В недавно освобождённых странах граждане могли голосовать, но новые демократии, так же, как и старые, были ограничены в своём экономическом суверенитете транснационльной торговлей, договорами об инвестициях и органами наподобие ВТО. Одновременно с этим паладины «права защищать» и «гуманитарных интервенций» поставили государственный суверенитет в зависимость от желания правительств соответствовать западным представлениям о гражданских свободах, нарушение которых могло оправдать США и их союзников в деле свержения режима, организации вторжения в страну и её оккупации на годы или десятилетия.
Демократически-плюралистское видение демократического мирового порядка серьёзно отличается от технократически-неолиберального видения, с его могущественными наднациональными правилами, совмещёнными со слабыми национальными государствами.