Даже не было времени отвести взгляд…
С балкона высоко расположенного гостиничного номера Ратер вглядывалась в происходящее. Внизу расстилался Нью-Чикаго, прямые трассы сообщения связывали между собой десять миллионов жителей города. С высоты балкона фигурки людей были едва различимы, но Ратер внутренне содрогнулась от такого немыслимого количества народа, которое она могла охватить одним взглядом. Она выросла в малолюдных мирах иноземных торговых путей, где несколько десятков человек, собравшихся вместе, уже были толпой, а несколько сотен — из ряда вон выходящим событием. Но здесь она видела многие тысячи людей разом, а в пределах поля зрения оказывались сеть дорог и жилища для миллионов! Ратер судорожно вцепилась в перила, ошарашенная громадностью всего этого. Открывающийся вид словно поглощал ее, заставлял остро чувствовать одиночество. Ратер ощущала себя столь же потерянной, как в первые жуткие часы после предательства отца.
За спиной открылась дверь, и плечи девушки обвила теплая рука. Ратер прижалась к твердому телу и лишь потом обернулась, упиваясь его новым обликом и совсем забыв про головокружительный городской пейзаж.
Свободная широкая накидка скрывала изрядное количество конечностей — тонких, но цепких нитей, — которые вынырнули, чтобы коснуться шеи Ратер и проникнуть под ее легкую одежду. Пах был украшен витиеватым вычурным украшением, модным в прошлом сезоне на отдаленной орбите. Когда он шевелил руками и ногами, мускулы бугрились и сияли так, словно там обосновалась неведомая светящаяся морская живность. Но лучше всего была кожа существа. На ощупь гладкая и прочная, словно обветренный камень, и при движении создавалось ощущение, что древняя и мудрая статуя пробудилась к жизни. Однако же температура его тела была на пять градусов выше человеческой: Ратер не любила холода.
Это тело стоило немало и оказалось гораздо лучше того, которым его снабдил НПЦАП1 на первые несколько дней жизни в качестве человека. Результатом широко муссируемых подробностей его похищения и освобождения явилась безвозмездная юридическая помощь. Исааку, по настоятельной просьбе дочери, смягчили обвинение в преступном сговоре с намерением совершения убийства. Теперь существо владело половиной звездолета Исаака, а другая же половина принадлежала Ратер. Это тоже их связывало, впрочем, как и все остальное. Возможно, годы спустя, когда отец Ратер отсидит положенный срок в тюрьме и пройдет терапию, в семье восстановится мир.
Они опять заговорили об имени, возобновляя растянувшуюся на несколько последних дней дискуссию.
— Что, звать меня Любимым тебе уже приелось? — спросил он.
Ратер рассмеялась и покачала головой так незаметно, что возлюбленный-человек просто не уловил бы этого.
— Нет, конечно. Но газетчики все время спрашивают. Словно ты собака, которую я нашла и приютила.
Присвистнув, он взъерошил ей волосы игривым движением нескольких нитей. Черные волоски смешались с белокурыми прядями Ратер — цветом вышло очень похоже на седеющие локоны почтенной матроны.
— Терпеть не могу этот город, — сказал он. — Уж очень много людей здесь сорят словами и деньгами, воруя мысли друг друга. Никаких четких причинно-следственных связей, совсем невозможно предвидеть реакцию. Слишком многомерно для любви.
Соглашаясь, Ратер кивнула — опять-таки, едва уловимо.
— Давай улетим отсюда, раз все формальности позади. Вернемся туда, где… — Она прищурилась и неопределенно прервала начатую фразу, словно предлагая ему довершить ее.
— …Вернемся туда, где мы сотворили друг друга.
С непривычного расстояния, отныне разделявшего их тела, он почувствовал, как от его слов по коже Ратер пробежали мурашки. Он страстно желал былой близости с ней. А Ратер, как ни странно, чувствовала себя на удивление далекой от него даже в его объятиях. Любимый все еще не освоился с тем, что отныне у него собственная кожа, руки и отчетливо слышимый голос. Ему очень не хватало тесной связи разделенной плоти и чувств. Отчаянно не нравилось надолго оставаться без Ратер, пусть даже просто в соседней комнате, но все же подчас он обращался к мраку, чтобы поразмыслить. К бесконечной черной пустоте, являвшейся ему, стоило только отключить чувства. Словно он вновь становился звездолетом, былинкой, затерявшейся в необъятных просторах космоса.
Но даже там Любимый ужасно скучал по Ратер.
Пожалуй, в нем было что-то от собаки.
Он прижался к ней, чтобы почувствовать ее успокаивающее тепло и телесность, нити вытянулись, чтобы ощутить трепет рук, биение сердца, движения ее глаз.
Космическая война — дело страшно муторное. Сенсоры дальнего действия «Мышелова» унюхали корыто противника два дня назад, и с тех пор мы только и делали, что подползали к нему на расстояние удара. По мне, так мы опять облажаемся. Да и в любом случае пора линять обратно на Тигровый Глаз. Порядок, топливо и мораль стремительно летят к нулю. Пусть другой «аквариум» чистит сектор.
В общем, еще не вполне очухавшись от сна, я не испытывала особой радости, даже когда «Мышелов» принялся нашпиговывать гущу психогенами боевой готовности. Когда пошел сигнал первичной атаки, я всего лишь остановила нейромульт, от которого балдела («Адские кошки Третьей Солнечной войны», если вам интересно), вылезла из гамака и лениво поплыла к мостику.
— Мусор, — прокомментировала я, взглянув на датчики через плечо Ярроу. — Военные обломки или очередной пустой хондрит. Сто процентов.
— Извини, малышка. Все уже проверено.
— Противник?
— Не-а. Судя по выхлопу, наш корабль. Похоже, украденный. — Ярроу провела рукой в сетке по регалиям, обвившимся вокруг ее шеи. — Ну что, нашивки сейчас будешь брать или когда домой вернемся?
— Думаешь, мы наткнулись на крупную рыбу?
— Да точно тебе говорю.
Я кивнула и подумала, что она может быть права. Легко. Дезертир или украденные военные секреты не доберутся до роялистов. За такое можно медаль получить, а то и повышение.
Только вот почему во мне проснулись какие-то дурные предчувствия?
— Ладно, — решила я, надеясь похоронить сомнения в рутине. — Когда?
— Ракеты уже отправлены, но корабль в пяти световых минутах от нас, поэтому кряки достигнут цели часов через шесть. Это если наша добыча не решит бежать и прятаться.
— Бежать и прятаться? Это шутка такая?
— Ага, просто животики надорвешь. — Ярроу увеличивала один из голографических дисплеев, пока тот не повис между нами.
Это оказалась карта Воронки с отмеченными зонами, которые контролировали мы и роялисты. Огромный, медленно вращающийся диск первородного вещества — восемьсот астрономических единиц от края до края. Чтобы пересечь его, свету понадобится целых четыре дня.
Все действие происходило в центре, на расстоянии светового часа от Фомальгаута. Непосредственно вокруг солнца находилась лишенная материи пустота, которую мы называли Зоной внутренней очистки. За ней начиналась сама Воронка — богатые металлами дорожки пыли, медленно конденсирующиеся в скалистые шарики. Обе стороны хотели полностью контролировать эти планетоформирующие Зоны кормления — настоящий Клондайк для тех, кто выиграет схватку и сможет начать шахтовые разделы. Вот именно здесь в основном и собирались наши огромные армии ос. Мы, люди, — как роялисты, так и стандартисты — держались дальше, там, где Воронка истончалась до скудного на полезные ископаемые ледяного мусора. Даже погоня за предателем не заставит нас подойти к Зонам кормления ближе чем на десять световых часов, а мы уже привыкли иметь дело с большими пространствами. Кроме самого дезертира, здесь не должно было быть ничего.