Что за развлечение бродить по пруду? Коротышке-Сыну больше пристало размышлять о потешных битвах-играх. И одному ему тут находиться точно не следовало. У него, если подумать, вообще должна быть целая команда за спиной. Или, по меньшей мере, он мог бы быть частью команды во главе с толковым командиром. Ну и плевать на такие развлечения. Возможно, это последний день его жизни. Отец позабыл, что игры со сверстниками не отличаются честностью. Котята испытывали друг друга — по всем правилам кодекса чести во избежание смертельных случаев. А потом случалось то, на что правила не распространялись.
Советом решили, кому быть самым слабым. С того дня Коротышку заклеймили смертником и начали на него охоту. Даже те, кто еще питался материнским молоком, старались поучаствовать в травле. Никаких шансов на спасение. Отныне ни одно проявление храбрости не являлось достаточным. Совет решил: «смерть». Коротышка понимал. И похоже, сам же помог врагам загнать себя в ловушку и теперь будет растерзан на части восьмью «гончими». Идеальное количество для быстрого исполнения приказа Водящего-За-Нос.
Смерть. Стоя по щиколотки в воде, он нашел три конечности джотоков, соединенные в колонию. Их тонкие, словно ниточки, головные щупальца трепетали, рассылая призывные химические сигналы для еще двоих. На данной стадии развития джотоки были абсолютно беспомощны, не могли ускользнуть или выползти на сушу в поисках укрытия. Коротышка разъединил колонию, с интересом разглядывая, как устроена голова. Показалась кровь, поскольку кровеносная система уже функционировала. Содержимое головы вытекло наружу. Когда любопытство котенка-кзина было удовлетворено, он засунул конечности джотоков одну за другой в рот.
Глава 3
(2391 н. э.)
— Жрешь мой труд! — послышался грубый окрик с берега.
Коротышка-Сын Чиир-Нига как раз вспоминал глупую прибаутку-колыбельную, которую отец порой напевал сыновьям, измотанным после возни и шумных игр.
Коротышкой снова овладел страх, но он покорно обернулся на окрик:
— Почтенный Смотритель-Джотоков! — И шлепнул себя по носу, давая понять, что провинился и ждет наказания, а внутренне съежился, ожидая сокрушительного удара когтистой лапы.
Застигнутый в тростнике, он даже не мог опрокинуться на спину и продемонстрировать горло. Его поза оставалась слишком вызывающей, но в воде он ничего не мог поделать. Огромный, покрытый шрамами кзин не улыбался, но, по крайней мере, еще не накинулся с побоями.
— Я наслаждался ароматами этого благословенного загона, — ляпнул Коротышка, не думая.
— И заодно поедал джотоков, что запрещено! — А вот голос как раз «улыбчивый» — дурной знак.
— Только крошечных! — снова выпалил котенок, поздно сообразив, что совершает большую ошибку.
— Ах, маленьких, гр-р? Значит, величина врага равна твоим воинским навыкам?
«Я покойник», — подумал Коротышка.
— Мои жалкие воинские навыки жаждут внимания такого прославленного и покрытого боевыми шрамами Героя, как ты!
Может, лесть спасет…
Правое ухо огромного клыкастого кзина и остаток левого в удивлении поднялись.
— Я не участник войн. А шрамы свои заработал в детских играх, где не слишком себя проявил, иначе не было бы шрамов. Вон из моего тростника! Живо!
«Так он догадался, что со мной приключилось!» Коротышка удивился и поспешил выполнить приказ.
— Я должен сообщить твоему отцу об этой провинности.
— Да! — немедля согласился Коротышка, радуясь, что физическая расправа отложена; если так, то лучше быть наказанным этим рыжим великаном, чем отцом.
Он последовал за Смотрителем, стараясь успевать за его широким шагом.
Они пересекли болото, и начался подъем сквозь дендрарий со множественными поворотами. В ветвях деревьев гомонили джотоки. Потом показалась скала, и Смотритель остановился. Здесь еще видны были следы взрывных работ. С уступа свисали гроздья цветущих растений, и среди каменистых осыпей отвоевывали себе место низкорослые деревья. Дверь вела в привычное для глаза кзина жилье, напоминающее военное укрепление: вырубленное в камне, стены увешаны шкурами.
Их встретил молчаливый раб-джоток в желтой кружевной ливрее. Передвигался он неспешно, на ладонях первичных конечностей, освобождая, таким образом, остальные. Когда джотоки бегут, а бегут они быстро, они используют запястные ладони, а остальные пятипалые конечности сцепляют в клубок.
Посреди комнаты, открывшейся за холлом, стояла копия древних кзинских доспехов, выкованных рабами-джотоками. Керамическое клеймо, разумеется, сообщало, что вещь произведена на кзинской мануфактуре.
Напоминание о месте раба-джотока, который ежедневно сдувает пыль с этих доспехов, подумал Коротышка-Сын, хотя рабы не знают своей истории. Этому разодетому в желтое щеголю даже невдомек, что у его народа когда-то были дом и родная звезда. И что его сородичи были достаточно глупы, чтобы нанять легионеров вести войну вместо них.
Смотритель развалился на широкой кушетке. Он не предложил котенку сесть, поэтому молодой кзин, поняв намек, насторожился, уважительно подняв уши, готовый внимать любому мудрому или благожелательному слову, которое только произнесет рыжий гигант.
— Отец вряд ли обрадуется твоей проделке, юнец! — прогромыхал тот.
— Вряд ли, Смотритель.
— Придется ему растолковать тебе, что к чему!
— Да, Смотритель.
— Котята быстро учатся помалкивать там, где надо бы сказать правду. Жду правдивой истории без всяких умолчаний, чтобы не пришлось из тебя ничего выколачивать.
— Мой язык повинуется тебе.
Великан вновь изумленно пошевелил ушами.
— Можешь сесть и отдохнуть. — Он повернул огромную голову к ожидающему распоряжений рабу. — Слуга Первый, желаю промочить горло! Принеси-ка граши-землероек да иридиевые чаши!
Возвышающаяся над конечностями, под покровами которых располагался кишечник, бородавчатая голова раба не выражала ровным счетом ничего. Скрытый в складках рот издал какой-то звук в знак того, что Слуга Первый уяснил требование. Один глаз его смотрел на хозяина, другой уставился на Коротышку. Остальные три бесцельно вращались.
В другой ситуации Коротышка-Сын ни за что бы не осмелился сесть и расслабиться, но ведь ему приказали это сделать! Так что он сел, но при этом постарался не терять бдительности. Похоже, Смотритель не испытывал к нему особой неприязни, несмотря на строгость в голосе. Любопытно, почему? Все это подозрительно. Коротышка перебирал в голове все возможные причины, о каких только мог помыслить.
Вернулся раб, на этот раз на трех локтях, двумя свободными конечностями толкая перед собой черную лакированную тележку с парой узких, высоких жертвенных чаш из керамики, инкрустированных иридиевыми пластинами и вставленных в резные деревянные держатели. Коротышка почуял умопомрачительный запах баснословно дорогих иноземных специй, добавленных в соус. Это плохо вяжется с ожидаемой взбучкой.
Второй раб, в голубой ливрее, вынес извивающихся, слабо попискивающих граши-землероек и протянул одного зверька Слуге Первому. Быстрым, отточенным движением землеройки были обезглавлены, и свежая кровь хлынула в чаши, смешиваясь с подливкой. Джотоки надавливали на тушки, помогая слабеющим сердцам проталкивать кровь. После рабы продемонстрировали всю утонченность своего мастерства, ловко разделав землероек и удалив внутренности, лапки и прочие несъедобные части. Тушки были помещены в чаши шейками вниз, рабы поклонились и бесшумно вышли.