Происходящее в городе является источником вдохновения для четырнадцати опрошенных. Большинство находит творческий отклик в личной жизни, коммуникации и культурных явлениях (Воробьев, Молниев, Сергей, Саша) в психогеографическом и внешнем облике самого города (Аврорин, Ефим, ПN) или в некоем «общем» чувстве от пребывания в Петербурге (Рубанов, WZ, Илья, Макс, la_mezcla, Позин, Домбровский). О том, что «воодушевляют какие-то события», говорит лишь Александр. Политические и общественные происшествия волнуют Лизу с Андреем («Изначально музыка создавалась под частыми депрессиями и размеренностью в жизни. В мегаполисе все сменилось агрессией и злостью») и Керосина, но в масштабе государства и остального мира, а никак не Петербурга. Смирнова же вообще волнует исключительно «созерцание неподвижных вещей», а не происходящее в обществе.
Ассоциируют себя с Петербургом лишь восемь респондентов, при этом один из них не хотел бы, чтобы так было всегда. Еще семеро (Мария, Воробьев, ПN, Макс, la_mezcla, Саша, Лиза) определенно воспринимают себя как горожан, но не уверены в своей идентификации как петербуржцев. Три респондента (Аврорин, Молниев, Сергей) определяют себя как жителей определенного городского района, но не Петербурга в целом. Остальные пять (Илья, Белецкий, Керосин, Смирнов, Андрей, Позин) ответили на вопрос отрицательно.
Только одиннадцать из двадцати четырех опрошенных чувствуют принадлежность к определенному городскому музыкальному сообществу. При этом сопричастность с формальным объединением музыкантов экспериментального/импровизационного толка артикулируют пятеро музыкантов. Еще трое отмечают скорее пересечение и общение с отдельными такими кругами, но отсутствие собственной включенности в них.
Причастность к более глобальному музыкальному сообществу ощущают и выражают при этом семнадцать музыкантов. Они считают, что это сообщество дает безусловно ощущаемое чувство поддержки и накладывает определенные ограничения; при этом, по мнению опрошенных, сообщество российских импровизационных музыкантов задается вопросами, схожими с теми, что волнуют подобных исполнителей и за рубежом, и интересуется схожей жанровой повесткой. Макс, например, чувствует не только пространственную связь: «Иногда занимаешься тем, что зародилось 60–70 лет назад, и, слушая старые записи, натыкаешься на очень знакомые звуки. И ты думаешь: ага, значит, я на верном пути. А если говорить про дрон, так вообще начинаешь чувствовать себя одним из хранителей традиции, насчитывающей несколько тысяч лет».
Не интересуются местной и привозной музыкальной активностью только Рубанов и Поцукайло — остальные исполнители воспринимают концерты так же, как и их московские коллеги. Немузыкальной культурной деятельностью увлечены двадцать два музыканта из опрошенных, пятнадцать занимаются ею сами: к примеру, Мария и Александр работают в академической и образовательной сферах. Белецкий периодически читает лекции, один из интересов ПN — авангардная/модернистская поэзия и переводы относящихся к ней авторов на русский язык. Воробьев и WZ занимаются живописью, la_mezcla — графикой и дизайном, Сергей — графикой, оформлением релизов и фотографией. Рубанов участвует в театре и аудиовизуальных перфомансах.
Не путешествует в другие страны или на природу только Аврорин («Лет десять я очень редко уезжаю со своей станции метро, не то что куда-то из города»), что не отменяет его интереса к опыту людей, проживающих в других локациях. Двадцать два петербургских респондента следуют той же стратегии, что и их московские коллеги, еще один регулярно наведывается в место предыдущего проживания. Например, Данила предпочитает выезжать на одиночные прогулки в лес, а в другие города и за рубеж отправляется исключительно с выступлениями Dead Frank, при этом постоянно отмечая, что чувствует себя в Петербурге на порядок лучше. А Лизе по профессиональной деятельности (архитектура) необходим постоянный доступ к визуальному облику других городов.
Технологически развитым Петербург могут назвать только семь артистов из двадцати четырех. Остальные достаточно критично относятся к современности города. Белецкому Петербург кажется «весьма архаичным», и его транспортная система — в особенности. Плащев замечает отдельные улучшения инфраструктуры и архитектуры, но предпочел бы, чтобы это не затронуло центр, которому лучше остаться «музеем под открытым небом». Аврорин наблюдает декларацию изменений уровня жизни и отдельные улучшения, призванные эти изменения подтвердить, но в целом «видит больше деградации, замены технологичности на свистелки и перделки в духе Эллочки-людоедки», не видя изменений качества электроснабжения и прочих жилищно-коммунальных систем.