Новая поэтическая волна, или наступающее «время маленьких исполнителей», как это определил Савва Розанов[546], становится альтернативной творческой стратегией по отношению к стратегии «актуальности». Локальность новой поэтической волны не обязательно означает обреченность на неизвестность — и наоборот, может в результате оказаться характеристикой, выигрышной по сравнению с «актуальной» демаркацией проблем времени. Закончить я бы хотела цитатой из интервью Варвары Краминовой, которая, на мой взгляд, хорошо характеризует общие устремления поэтики НПВ: «Вот в „Зеркале“ Тарковского есть тайна, за которой как будто весь мир спрятан, — какая-то божественная любовь, отношения поколений, человек, который проходит сквозь время… Это есть, но ты этого не видишь. Нескромно так говорить, но мы бы хотели нащупать что-то подобное»[547].
Марко Биазиоли
От «Красной волны» до «Новой русской волны»: российский музыкальный экспорт и механика звукового капитала
Родился в 1985 году в Риме, там же закончил факультет иностранных языков. В 2006-м приехал первый раз в Россию на студенческий обмен в МГУ, полюбил советский рок, увлекся местной инди-сценой и затем решил писать магистерскую про русский рок. В 2012-м переехал в Лондон, работал в Университетском колледже Лондона преподавателем итальянского языка и перевода. Сейчас получает PhD в Университете Манчестера, диссертация посвящена современной российской музыке в ее отношении к политике, обществу и международной музыкальной культуре. Создатель и организатор New Russias — фестиваля русской культуры в Британии. Участник групп Kruk, Kaisei и Voi; драматург — спектакли по его пьесам ставят в театр Fringe в Манчестере и Эдинбурге.
Автор благодарит Евгения Полякова и Марию Локтионову за редактуру статьи.
Музыка, о которой идет речь в статье: https://www.youtube.com/watch?v=6E1ewQwdRlg&list=PL7f_ywlsJjeO_Y0wDtBGqllXrlKgdOvAI
В 2016 году Антон Сергеев (он же Anton Maskeliade) подчеркивал DIY-природу российской инди-музыки:
В России есть достаточно большое количество крутых музыкантов, которые играют не только здесь, но и по всему миру. Количество этих музыкантов большое, оно растет, и это о многом говорит. Мне кажется, это сродни героизму — музыканты делают все сами, им никто не помогает. [В России], в отличие от большинства европейских стран, нет экспортного офиса[548], который спонсирует музыкантов, оплачивает им билеты, проводит фестивали за рубежом. Мы все делаем сами. И мне кажется, это очень здорово — такая закалка потом очень сильно выстрелит[549].
Тогда эти рассуждения были обоснованными. Все музыканты, журналисты и люди из индустрии, с которыми я говорил, с печалью констатировали дефицит музыкальных инфраструктур и в особенности — отсутствие экспортных программ: продвижение на Западе для русского независимого музыканта в то время было сродни подвигу.
Сегодня ситуация выглядит иначе. Политические и социальные изменения, произошедшие за последние годы в России, повлияли в том числе и на музыку. Космополитические амбиции российского государства, декларировавшиеся в 2000-х, постепенно превратились в консервативные; на официальном уровне стали поощряться патриотические практики самостоятельности и «русскости». Это изменение стало особенно заметным в 2014 году — после событий, связанных с Украиной. Западные санкции и российские контрсанкции, приведшие к экономическому кризису в стране, парадоксальным образом укрепили национальную гордость[550]. Международная изоляция быстро стала поводом для переосмысления идеи о российском «особом пути»[551].
Политический курс, несомненно, отражается в культурной атмосфере. Музыканты, в особенности представители нового поколения, постепенно стали искать свои предполагаемые корни внутри страны. Отказ от использования английского языка и переоткрытие родного русского — одно из самых явных следствий этой новой формы самоопределения. Такая перемена — прямое следствие нового понимания независимости, в котором свою роль сыграл конец так называемого европейского проекта[552], то есть отказ от музыкальной самоидентификации с космополитическим и англоязычным «воображаемым сообществом»[553] Европы и Запада. За редким исключением — среди таковых, например, Motorama и Little Big (о которых дальше) — в 2008–2016 годах российским группам, поющим на английском, не удалось стать признанными членами этого сообщества.
547
Рыжкова А.
548
Имеется в виду государственная институция, которая занимается поддержкой музыкантов — в частности их карьеры за рубежом. —
550
551
552
Горбачев А.
553
«Воображаемые сообщества» — термин социолога Бенедикта Андерсона, который он ввел в одноименной книге, опубликованной в 1983 году. Согласно Андерсону, нация — это сообщество, члены которого приписывают себя к нему, воображая, что у них есть такое же представление об этом сообществе, как у других его членов. Эту идею можно расширить на любое сообщество — вне рамок нации. Так, для поколения российского культурного «европейского проекта» «своим» является мировое, глобальное сообщество, а для нового поколения — скорее нация или ее часть.