Для российского культуролога Артема Рондарева русский рок — это в первую очередь идеологически окрашенное явление, определяющее себя через противопоставление «попсе», эстрадной музыке. Такое противостояние — рок как музыка, проговаривающая экзистенциально важные вещи, и рок-музыкант как поэт, совесть нации (в противоположность «бездуховной» коммерческой поп-музыке, ВИА или кабацким музыкантам) — идет еще с советского времени.
«Тот тупик, в котором пребывает русский рок уже лет двадцать — ситуация, связанная с отсутствием новых тем, с перепеванием самих себя, с работой на свою ядерную аудиторию и с невозможностью выйти за ее пределы, — в этот тупик пришли не потому что какие-то группы сыграли в поддержку Ельцина, и не потому что рок-н-ролл внезапно утратил творческий потенциал. А произошло это по очень простой причине — потому что русский рок как существовал в советской идеологической рамке, так и продолжил в ней существовать»[47]. Это справедливое замечание, учитывая, что такая идеологическая подоплека неоднократно проговаривалась самими популяризаторами русского рока еще в 1980-е. Русский рок в представлении его ранних идеологов[48] — явление, противостоящее не только эстраде, но и, кажется, даже року зарубежному. В нем сочетается «бардовское» отношение к текстам и форма рок-музыки: «…бард-рок — явление исключительно советское, суть его в объединении очень осмысленных текстов с рок-музыкой во всем ее диапазоне от хард-рока до классических рок-н-роллов с добавлением элементов кантри, а также романсов. Слово „бард“ появилось в названии вследствие того, что именно барды всегда играли песни очень сильные в поэтическом плане, ну а то, что явление бард-рока исключительно советское <…> — просто не свойственно западным музыкантам воспевание высокочеловеческих идеалов /острая социальная направленность»[49].
Но насколько это представление о русском роке актуально сейчас, в 2021 году? Видит ли себя русский рок по-прежнему мессианским явлением, ведущим и вдохновляющим людей? И более важный вопрос: даже если согласиться с тем, что русский рок — это явление идеологии, что он обладает мессианскими притязаниями и т. д., что это меняет для слушателя? Каким образом тот определяет, соответствует ли «верной» идеологии та или иная группа, можно ли сделать это на слух, уловив характерный гитарный рифф или тембр голоса? Как слушатель узнает «своих» (или, учитывая контекст, «наших»)?
Некоторые замечания о саунде русского рока
Для меня существует два вида русского рока. Первый — это непосредственное заимствование мелодий и гармоний из западной музыки с адаптацией для русского слушателя, чаще из-за текста. И второй — традиция КСП [клуба самодеятельной песни], выражающаяся в мелодических и гармонических оборотах, характерных для советских бардов.
Как и любой другой стиль музыки или музыкальная сцена[51], русский рок — социально сконструированное явление. Поэтому актуален скорее не вопрос «Что отличает русский рок от всего остального?» (это предполагало бы наличие у него неких врожденных и неизменных свойств), а вопрос «Что общего в массиве музыки, причисляемой к русскому року?»[52]. Из этого выводится простое следствие: в разные годы русским роком могли называть разную музыку. Отследить изменение этого канона в динамике — одна из моих задач.
Динамика эта тоже существует не сама по себе, она определяется сложным взаимодействием музыкантов, лидеров мнений (радиостанций, журналистов, критиков) и маркетинговой индустрии (продюсеров, лейблов, менеджеров и т. д.), а также потребителей[53]. Чуть ниже я постараюсь показать, как русский рок пытался двигаться в разные стороны под влиянием и внутри этих групп.
Попытки определить русский рок как явление, характеризуемое не только поэтикой, но и композиционными и аранжировочными особенностями, предпринимались и ранними его исследователями. Так, в знаменитой энциклопедии «Кто есть кто в советском роке» предлагают «за неимением лучшего» обозначать термином «русский рок» «направление в отечественном рок-движении, ориентированное на соединение традиций рок-н-ролла и русского мелоса»[54].
47
Рондарев А.
48
Прежде всего даже не музыкантов, а журналистов, занимавшихся формированием канона. Можно сказать, что русский рок сделали «логоцентричным» не Гребенщиков и не Шевчук, а Илья Смирнов, Андрей Дидуров, самиздаты «Рокси», «Урлайт» и т. п.
49
Литовка В.
Тогда же это «бардовское» тяготение русского рока начало восприниматься как раздражающее и деструктивное, впрочем, скорее с общеполитической, а не с сугубо музыкальной точки зрения: «Борзыкин, конечно, не бард по форме, но бард по результату» (Гурьев С.
51
Понятие музыкальной (а затем и без привязки к музыке) сцены распространилось в культурологии и социологии в начале 1990-х. Термин «сцена» близок термину «субкультура», но делает больший акцент на гетерогенности сообществ и не предполагает тех отношений противостояния с мейнстримной культурой (по отношению к которой субкультуры являются девиантными), которые обычно мыслятся в «субкультурном» дискурсе. Представление о сценах допускает гибкую идентичность их представителей (грубо говоря, можно быть «панком выходного дня»). См.: Bennett A., Peterson R.
52
См.: McKerrell S.
53
«Социолог современной популярной музыки сталкивается с массой песен, записей, звезд и стилей, которые существуют из-за целой серии решений, принятых как продюсерами, так и потребителями, относительно того, что считать „успешным“ звуком. Музыканты пишут мелодии и играют соло; продюсеры выбирают из разных вариантов миксов; лейблы и радиопрограммы решают, что выпускать и воспроизводить; потребители покупают одну пластинку, а не другую и сосредотачивают свое внимание на определенных жанрах» (Frith S.
54
Алексеев А., Бурлака А., Сидоров А.