Вот что будет потом, сказать сейчас трудно. Но что-нибудь да подвернется. В этом он не сомневался. Какая ни на есть работа, пусть даже черная. Он же трудяга. Может и под открытым небом работать, это, пожалуй, будет даже переменой к лучшему. Простая работа на простых, честных людей — это тебе не на ухмыляющегося скользкого типа вроде Оделла ишачить.
Какое-то время он наблюдал за солнечным лучом, ползущим по его одеялу. Потом отбросил одеяло и выскочил из постели. Заглянул в уборную, ополоснул лицо и рот водой из-под крана, разобрал одежду, которую вчера кучей свалил на полу, натянул ее на себя. Одежду придется подкупить. Пока он располагал только той, что сейчас на нем. Все остальное сгорело вместе с домом. Он пожал плечами и повторил расчеты с поправкой на приобретение новых штанов и рабочих рубашек. А то и ботинок — если работать и впрямь придется под открытым небом. Время, на которое хватит его денег, несколько сократилось. И он решил ехать помедленнее, чтобы экономить на бензине и, может быть, поменьше есть. Вернее, не поменьше, просто кормиться подешевле. Не в туристских ресторанчиках, а на стоянках грузовиков. Калорий больше, затрат меньше.
Надо будет сегодня отъехать от мотеля подальше, прежде чем он остановится, чтобы позавтракать. Он позвенел в кармане ключами от машины, открыл дверь комнаты. И замер. Асфальтовый прямоугольник перед дверью был пуст. Старые пятна машинного масла — больше ничего. Он в отчаянии глянул вправо, потом влево. Красного «файерберда» нигде видно не было. Он вернулся на ослабевших ногах в комнату, тяжело опустился на кровать. И какое-то время просидел в оцепенении, думая, что делать дальше.
В контору он решил не лезть. Без дежурного дело не обошлось, тут и сомневаться нечего. Он словно видел, как все произошло. Этот малый дождался позднего часа и позвонил своим приятелям, а те заявились сюда и увели машину, замкнув накоротко провода зажигания. Выехали из мотеля и покатили себе по дороге. Мерзавцы, которые кормятся за счет не ожидающих подвоха проезжих. За счет лопухов, достаточно глупых, чтобы платить 27,5 доллара за привилегию лишиться самого дорогого, что у них есть. Вот он таким лопухом и оказался. И теперь на него попеременно накатывали то ярость, то тошнота. Его красный «файерберд» исчез. Украден. Обошлось без кредитора-дилера. Хватило и воров.
Ближайший полицейский участок находился в двух милях от мотеля. Пенни заметил его прошлым вечером, когда проезжал мимо, направляясь на север. Участок оказался маленьким, а народу в него набилось порядочно. Он встал в очередь, шестым. Сидевший за столом полицейский подробно расспрашивал пришедших с жалобами людей, записывал их рассказы, записывал медленно. А Пенни казалось, что сейчас на счету каждая минута. Может, его «файерберд» уже гонят к границе. Этот парень мог бы связаться со своими по радио, глядишь, они и задержали бы машину. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу. В отчаянии озирался по сторонам. За спиной полицейского висела доска с приколотыми к ней бумажками. Нечеткими ксерокопиями телексов и факсов. Извещениями маршалов США. Пенни скользил по ним равнодушным взглядом.
Внезапно его взгляд за что-то зацепился. Прямо на Пенни смотрела его фотография. Взятая из водительских прав, скопированная на черно-белом ксероксе, увеличенная, зернистая. ДЖЕЙМС ПЕННИ. Из Лэйни, штат Калифорния. Описание машины. Красный «файерберд». Номер. Джеймс Пенни. Разыскивается за поджог и нанесение ущерба. Он смотрел на плакатик. И тот вырастал и вырастал в размерах. Пока лицо с фотографии не приобрело натуральную величину. Джеймс Пенни. Поджог. Нанесение ущерба. Общий розыск. Стоявшая перед ним женщина завершила рассказ о своей беде, теперь он оказался в очереди первым. Сидевший за столом сержант поднял на него взгляд.
— Чем могу вам помочь, сэр? — спросил он.
Пенни покачал головой, отступил от стола влево и направился к двери. Он неторопливо вышел из участка под яркое утреннее солнце, а выйдя, сразу же побежал что было мочи. И пробежал ярдов сто, прежде чем зной заставил его, запыхавшегося, перейти на шаг. А затем он инстинктивно свернул с асфальта и укрылся в густой березовой роще. Он продирался через заросли, пока не понял, что с дороги увидеть его уже нельзя. Тогда он плюхнулся на землю, привалившись к тонкому, жесткому стволу, и вытянул ноги в стороны. Грудь его ходила ходуном, руки сжимали голову, словно пытаясь не дать ей взорваться.