Повстречал на тропе паренька узкоплечего,
Подарившего людям земные сокровища.
У него за душою напутствия мамины,
Он выигрывал жизнь не по детскому фантику.
И совсем не бетонным он был и не каменным,
Сухопарый очкарик, влюблённый в романтику.
Он просвечен дорогами вечного поиска.
Не картинный. Не гулкий. Ничуть не
прикрашенный.
Поклонюсь ему низко, до самого полюса,
И пойду вместе с ним на огонь не погашенный.
Бегаши
Я люблю на бегашах,
Чтобы звон стоял в ушах,
Чтоб присели ёлки в страхе,
Чтоб попятились леса,
Чтоб на вымокшей рубахе
Белой соли полоса.
Догони меня попробуй,
Угонись-ка ты за мной,
То ли с горки крутолобой,
То ли ровной стороной.
Синевы бездонный ярус,
Ветер яростней огня,
Я лечу, как звонкий парус,
Лыжи-лодки мчат меня.
Где там берег в снежном море?
До какой бежать черты?
Кто я? Точка на просторе?
Или песня быстроты?
Вот и мчусь на бегашах
Так, чтоб звон стоял в ушах,
Чтоб присели ёлки в страхе,
Чтоб попятились леса,
Чтоб на вымокшей рубахе
Белой соли полоса.
Эх вы, чудо-бегаши,
Вихревой разгон души…
Широкоплечесть
Василию Пескову
С тяжёлыми литыми кулаками,
Уж если песня — так до облаков.
Уж если клятва — за семью замками.
Такой в беде не бросит нипочём.
Не спрячет взгляд. Люблю такие лица.
Он может небо подпереть плечом.
За ось земную намертво схватиться.
И если в драке бьют тебя под дых –
Держись прямей. Твой друг с тобою рядом.
Такой один сойдёт за семерых.
Заворожит судьбу особым ладом.
И я люблю их — этих мужиков.
Они стоят в судьбе моей, как веха.
В них прямота суворовских штыков
И деловитость нынешнего века.
Красный
У времени есть цвет.
Оно бывает разным.
То пылким, как рассвет.
И красным. Красным. Красным.
То серым. Как свинец.
И вроде нет просвета.
То снова, наконец,
Сверкающего цвета.
То мутным, как слеза.
Средь копоти. И гари.
То чёрным, как гроза,
Когда она в разгаре.
То белым. Хоть кричи.
Бездушным. И безгласным.
То вдруг опять в ночи
Заполыхает красным.
У времени есть цвет.
Тона смешались зыбко.
То жёсткий. Как декрет.
То мягкий. Как улыбка.
И целится беда,
Иль день восходит ясный —
Я вечно, я всегда
За этот цвет. За красный.
***
На юг, на север
Рожь да клевер,
Да желтоликие овсы,
Да посвист воли неоглядной,
Да берег речки ненарядной
В литых бубенчиках росы.
Стоят увалы—
Запевалы
Былинных далей и равнин,
Не надышусь я синью этой,
Такой немереной, неспетой,
Одни края без середин.
А дни за днями,
За огнями,
За тем лазоревым цветком,
Что над бегучею водою,
Под той летучею звездою
Мне машет
Голубым
Платком...
Мир
Для чего трудились поколения?
Чтоб пришла ещё одна война?
Чтобы у земного населения
Души выжигало дочерна?
Чтобы смерть вытягивала жало?
Бушевал свинцовый буревал?
Чтобы солнце от людей бежало?
Чтобы горы рушились вповал?
Не хочу, чтоб убегало солнце,
Ты её попробуй — землю — тронь,
Что-то в ней таится, что-то жжётся,
Как запальный спрятанный огонь.
Не дразни его. Не будет слада.
Пусть она вращается, земля,
Не печалясь, не сбиваясь с лада,
Атомною вьюгой не пыля.
Я, чья жизнь войной была багрима,
Знавший фронтовую маету,
Говорю:
— Земля неповторима!
Вон она какая на свету.
Света, света, дайте людям света,
Всем нам хватит прожитой войны,
Слишком уж черна была планета,
Слишком были слёзы солоны.
Неповторимость
Я люблю наблюдать за людьми.
И вот что я замечал не однажды:
В сумерки — человек загадочней,
А на рассвете — естественней.
В сумерки надо осмыслить
Всё, что ты сделал за день:
Взвесить свои потери,
Пересчитать находки.
Всё разложить по полкам.
По чёрным. Или по белым.
Этого — не умею.
Хотел бы — да не выходит.
Нет, в сумерки я задумчив
По той основной причине,
Что день мой, который прожит,
Больше не повторится.
Этого дня не будет.
Другие будут, но этот...
Ни в красках своих, ни в ритмах.
Ни в самом большом, ни в малом.