Опять светало. Всё звончей.
И прыгал ветер красным бесом,
Гоня багряных трубачей.
Всё пело свежестью и светом.
Садами. Радугой. Травой.
И сколько раз пишу об зтом,
И каждый раз пишу впервой.
Ветер
Когда у ветра спросишь:
Где ты был?—
Он может не ответить. Он забыл.
Забыл, как он ломал моё окно.
А было сыро. Холодно. Темно.
Забыл, как он берёзке у ворот
Ладошкой грязной перепачкал рот.
Забыл, как у парящего орла
Хотел с размаху вывернуть крыла.
Забыл, как под бушующей волной
Все звёзды утопил он. До одной.
Забыл, как на заснеженном лугу
Топтал костёр. Валял его в снегу.
Забыл. Забыл. Всё — ветреник — забыл.
Не спрашивай у ветра, где он был.
Он всё ко мне стучался в эту ночь.
Принёс беду, а после канул прочь.
Атом
Уже была однажды Хиросима.
И эта боль черна. И негасима.
Уже однажды плавился гранит.
И всё звенит слеза его. Звенит.
И в рыжих комьях рушилась земля,
Людей о милосердии моля.
И с той поры — я верю — каждый атом
Себя считает в чём-то виноватым.
И даже в каждом атоме добра
-Нет-нет да отзовётся та пора...
Страда
Шагал солдат кромешными путями.
Мостил дороги в дантовых кругах.
Четыре пуда грязи под ногтями.
И полземли на ржавых сапогах.
Высь
Гора убить меня хотела.
Ей камни в верности клялись.
И всё куда-то вдаль летела
Неразговорчивая высь.
Ярилась дикая природа.
То вышлет бурю. То обвал.
И не давала кислорода,
Когда я звёзды доставал.
А я всё шёл. На зов вершины.
Срывалась с наледи стопа.
И прямо в черные крушины
Валилась замертво тропа.
А я всё шёл. Всё выше. Выше.
К вершине той. Наверняка.
На снеговой покатой крыше
Касались света облака.
Всё было вещим в эту пору,
Куда лицом ни обратись...
И я взошёл на эту гору.
И обозначил эту высь.
Банальность
Жизнь состоит из банальных сюжетов.
Он полюбил. И она полюбила.
Этих закатов и этих рассветов
Сколько на нашей земле уже было?!
Было. Всё было. И всё ещё будет.
Эти приливы. И эти отливы.
Память запомнит, память забудет
Песенок юных седые мотивы.
Всё повторяется в разные сроки.
В старый свой дом возвращается птица.
Будем к своим недостаткам жестоки —
В нас они могут опять повториться.
Сколько всего уже было на свете.
Но навсегда, как святая причуда,
В каждом банальном и старом сюжете
Бьётся огонь человечьего чуда.
Толпа
Чей-то любимый. И чья-то любимая.
Чей-то обидчик. И чей-то дружок.
Двигаюсь, двигаюсь, двигаюсь мимо я.
Реденький сеется с неба снежок.
Угол метро. Остановка трамвая.
Шарканье ног. Перебивка шагов.
Тянется, тянется лента живая,
Сколько она опояшет кругов!
Вправо и влево. Туда и обратно.
Каждый спешит по своим адресам.
Чёрные, красные, жёлтые пятна,
Будто листвьё по осенним лесам.
Что их так гонит? Велит торопиться?
Время? Привычки? Судьба, наконец?
Нет. Ты вглядись в эти разные лица.
Вслушайся в музыку этих сердец.
Это не просто, ветрами знобимая,
Мчится толпа, эту землю крутя…
Чей-то любимый. И чья-то любимая.
Чей-то родитель. И чьё-то дитя.
Потеха
Потеха — не всегда утеха.
Случалось всё в моей судьбе.
Бывает, давишься от смеха,
А плакать хочется тебе.
И вот ведь что ещё обидно:
Среди потешной маеты
Другим-то этого не видно,
Ты только знаешь это. Ты.
О, эта призрачная кромка,
Где слёзы переходят в смех.
И ты смеёшься громко-громко,
Пере-хо-ха-тывая всех.
И скажет кто-нибудь, пожалуй,
Не то шутя, не то всерьёз:
— Ну, до чего ж весёлый малый!
А малый
давится
от слёз…
Сказание о разлуке
А я говорю вам:
- Не смейте, не смейте
Играть про разлуку на маленькой флейте,
Играть на валторне, играть на органе,
Разлуку играют на океане,
На звёздах, на далях, на осени мрачной,
На туче седой, на любви неудачной,
На самой пустынной и длинной дороге,
А кто-то всю ночь простоит на пороге…
И я говорю вам:
- Не надо, не надо
Ни вспышек огня, ни скрипичного лада,
Разлука огромнее звука и света,
Когда докричаться нельзя до ответа,
Когда ты повален тоской черноликой,
Разлуку играют на боли великой,
На бурях, в которых не молкнут раскаты, -
Два сердца разбиты, две жизни разъяты…