Твои завистницы вокруг.
Мгновение
Когда возникает речь —
Хочу вас предостеречь:
Не обольщайтесь звуком,
Не обольщайтесь словом,
Слово — по всем наукам
Может соврать легко вам.
Может обнять лукаво.
Рваный закинуть невод.
Может пойти направо.
Может пойти налево.
А может — и это счастье —
Ярко, под стать алмазу,
Вдруг распахнуться настежь
Всё. До светинки. Сразу.
Труд мой, яви уменье,
Сделай такую милость,
Чтобы одно мгновенье
Целую вечность длилось.
Встряска
Помню в давнем детстве я –
Берег... Валуны...
Море терпит бедствие.
Чёрный флаг луны.
Море терпит бедствие.
Смерч стоит стеной.
В горестном соседстве я
С гиблою волной.
Где тут соответствие
Неба и воды?
Море терпит бедствие,
Чёрный флаг беды.
Бьют валы прибрежные.
Прямо бьют. И вкось.
А потом пробрезжило.
Стихло. Улеглось.
Над водой утешенной
Солнечная нить.
После встряски бешеной —
Жить. Жить. Жить.
Седые корабли
Я давно питаю слабость к флоту.
Синь морская у меня в чести.
Корабли выходят на работу
В будни — в семь, а в праздники — к шести.
Экскурсанты сгрудились у трапа.
Затолкали ветер. Он затих.
Золотая солнечная лапа
Обнимает каждого из них.
А вокруг кавказские красоты.
От пейзажа глаз не отвести.
Корабли выходят на работу
В будни — в семь, а в праздники — к шести.
Каждый день одно и то же дело:
Синеву вдоль берега паши.
И уж так им это надоело,
Хоть письмо в «Известия» пиши.
А по вечерам, когда над портом
Небо начинает звёздный час,—
Корабли, приткнувшись к стенке бортом,
Долго-долго не смыкают глаз.
И не слышат, старые, седые,
Как на берегу, невдалеке,
Юноша — попав сюда впервые —
Чтит их
на якутском
языке.
***
Что ищем мы в женщине? Чуда!
А если оно не сбылось?
Была вместо чуда причуда,
И та теперь тянется вкось.
И сердце молчит виновато.
И тянет всё реже домой.
А так ведь светало когда-то.
Так верилось. Боже ты мой!
Но стоит нам только расстаться —
И всё возвращается вновь.
Прости своего домочадца
За странную эту любовь.
Прости. И не надо об этом.
И дело тут вовсе не в том,
Что кто-то придёт за ответом
И в доме замёрзнет пустом.
Нет, нет, я не сломлен покуда.
И счастья тебе, и тепла
За то ожидание чуда,
Которое ты мне дала.
Размышленье
Случалось, когда уходил я в путь,
Люди твердили мне:
— Кому на роду суждено утонуть,
Тот не сгорит в огне!
Потом просили запомнить впредь:
Уж если пришла беда —
Кому на роду суждено сгореть,
Того не возьмёт вода!
А я-то, простак, жил-поживал,
Шагал себе напрямик.
Одолевал в пути перевал.
Отчаянно жить привык.
А я-то кидался в огонь не раз.
Печалился о воде.
Так разве они, в мой тревожный час,
Оставят меня в беде?!
Я падал с коня. Я был на коне.
Ни в чём не жалел души.
И всё-таки лучше сгореть в огне –
Чем прозябать в тиши.
Основа
Мне уже не семнадцать. Не двадцать.
Я уже наигрался с огнём.
Не люблю от земли отрываться
Ии воздушным, ни водным путём.
Не терплю пустоты под собою.
Зыбкой бездны, глухой и слепой.
Я пройду расстоянье любое,
Но к земле припадая стопой.
Мне завещано это издревле.
С колыбельной, что пела мне мать.
Я люблю эту твёрдую землю –
Мне на ней как-то крепче стоять.
Припадаю к ней снова и снова.
Отдаю, ничего не тая.
В ней твердыня моя. И основа.
И душевная прочность моя.
И, влюблённый всю жизнь в голубое,
В тот простор, что зовёт за собой,
Я пройду расстоянье любое,
Но к земле
припадая
стопой…
Обман
Он был ей предан. Был ей предан.
Он верен был. Он дал зарок.
Он ею предан. Ею предан.
Чуть только ступит за порог.
Она в любви клялась отважно.
Сулила верность, в свой черёд.
И всё врала. Многоэтажно.
Теперь ушла. И не придёт.
Он был обманут. Предан. Продан.
О эта лживость на крови!
...В тот самый день, перед уходом,
Она ещё клялась в любви.