— Хочу исповедаться.
На бесстрастном лице ирман Лоа отражается удивление.
— Со всем уважением, сеньора, вы не похожи на женщину, которая знает толк в грехах.
— А Сестры — не та религия, которая знает толк в грехах. Я старая, сестра. Мне семьдесят девять лет. Биологически возраст не такой уж большой, но я старше многих вещей в этом мире. Я не была первой, но стала одной из немногих. Я пришла из пустоты — я была девушкой из ниоткуда — и построила все это прямо здесь, в небесах. Я хочу рассказать эту историю. Полностью. Со всем хорошим и плохим. Вы действительно думали, что мои деньги были просто подарком?
— Сеньора Корта, простодушие и наивность — это разные вещи.
— Будете приходить сюда раз в неделю, и я буду вам исповедоваться. Моя семья станет задавать вопросы — Лукас стремится меня защищать, — но они ничего не должны знать. Пока я не… — Адриана Корта умолкает.
— Вы умираете, верно?
— Да. Я держала все в тайне, разумеется. Знает только Элен ди Брага. Она прошла со мной через все.
— Все уже очень далеко?
— Далеко. Боль под контролем. Знаю, я возлагаю на ваши плечи тяжелое бремя. Что вы скажете Рафе, Ариэль, но большей частью Лукасу, решайте сами. Однако Лукас будет в особенности приставать, приставать и приставать. Ваша ложь должна быть герметичной, как повс-скаф. Если дети узнают, что я умираю, они разорвут друг друга на части. «Корта Элиу» падет.
— Я бы хотела помолиться за вас, сеньора Корта.
— Поступайте как знаете. Итак, я начинаю.
Три
Мое имя. Начнем с моего имени. Корта. Не португальское имя. Слово испанское: оно означает «рубка». На испанском это на самом деле не совсем имя, а звук, который катался по всему миру, от страны к стране, от языка к языку, и стал словом, а потом именем, и наконец его волнами принесло к берегам Бразилии.
Когда подаешь заявку, чтобы отправиться на Луну, КРЛ настаивает на ДНК-тесте. Если планируешь остаться, если собираешься растить детей, КРЛ не нужно, чтобы в зрелом возрасте или в потомках проявились хронические генетические заболевания. Моя ДНК со всей Земли. Старый Свет, Новый Свет; Африка, Восточное Средиземноморье, Западное Средиземноморье, тупи, японцы, норвежцы. Я планета, заключенная в одной женщине.
Адриана Корта. Адриана — в честь моей двоюродной бабки Адрианы. Мое самое четкое воспоминание о ней — то, как она играла на электрооргане. Она жила в маленькой квартирке, и посреди комнаты стоял огромный электроорган. Это была единственная ценная вещь, принадлежавшая ей, причем защищенная от грабителей: никто бы не смог вытащить орган из квартиры. Она играла, а мы танцевали вокруг. Нас было семеро. Байрон, Эмерсон, Элис, Адриана, Луис, Иден, Кайо. Я была средним ребенком. Хуже не придумаешь, чем быть средним ребенком. Но тебе многое сходит с рук, когда ты посередине. Твои братья и сестры — твой камуфляж. В доме всегда звучала музыка. Моя мама не умела играть ни на каком инструменте, но любила петь, и где-то всегда работало радио. Я выросла, слушая старую добрую музыку. Привезла ее с собой. Когда я работала на поверхности, она играла в моем шлеме. Лукас — единственный, кто унаследовал мою любовь к музыке. Жаль, что у него нет голоса.
Адриана Арена ди Корта. Мою мать звали Мария Сесилия Арена. Она была медработником в католической благотворительной организации. Забота о детях, и никакой контрацепции. Я к ней несправедлива. Она работала в Вила-Каноас; провожать ее на пенсию пришла вся фавела[11]. Мой отец однажды обжег руку, когда варил какую-то деталь автомобиля. Он отправился к матери, чтобы она обработала ожог, и в итоге «приварил» себя к ней. Она была крупной, медлительной женщиной с неповоротливыми бедрами; после рождения Иден бросила работу и редко выходила из квартиры. Она и не пыталась бегать следом за нами, зато кричала. Ее громкий, зычный голос всегда в точности достигал ушей того, кому следовало услышать. Она была такой доброй. Папа ее обожал. У нее было плохое кровообращение и больное сердце. Почему медработники всегда самые нездоровые?
Я все еще скучаю по ней. Из всех, кто там остался, о ней я думаю чаще всего.
Адриана Мано ди Ферро Арена ди Корта. Мано ди Ферро. Железная Рука. Ну и имя, да? Мы все были Железные Руки, как мой отец и дядья. Это прозвище носил мой дедушка Диогу из Белу-Оризонти, который умер до моего рождения. Он работал в железных шахтах с четырнадцати лет, пока его не перестали нанимать, потому что он представлял опасность для себя и остальных. Десять миллионов тонн перелопатил. Я перелопатила еще больше. В тысячу раз больше. В десять тысяч раз больше. Если кого и можно назвать Железной Рукой, то меня. Горные работы и металл. Отец мой машинами торговал. Он умел разбирать двигатели на винтики и заново собирать еще до того, как научился водить. Он приехал в Рио, когда по Минас-Герайс ударила рецессия, и получил работу в мастерской, которая занималась «конструкторами» — берутся два списанных по страховке автомобиля, от одного отрезают переднюю часть, от другого — заднюю и приваривают одну к другой. Новая машина! Работа ему никогда не нравилась — он был честным человеком, мой отец. Мог раскричаться у экрана, заслышав какие-нибудь новости о коррупции или незаконных доходах. В Бразилии в десятых и двадцатых годах он кричал постоянно. Незаконные доходы за счет Олимпийских стадионов! Рабочие люди не могут себе позволить ездить на автобусе! Он ввязался в торговлю машинами — хотя я бы не стала вникать в детали по проводу того, насколько это честнее, чем конструировать поддельные авто. Но он быстро заработал деньги, чтобы открыть свой автосалон, а потом рискнул и купил франшизу «Мерседес». Это оказалось лучшее из всех решений, которые он принял, — после женитьбы на майн. У моего отца, похоже, был талант к бизнесу. Он перевез нас в Барра-ди-Тижука. Ох! Я никогда не видела ничего похожего! Целый этаж в многоквартирном доме — только для нас. Мне приходилось делить комнату лишь с одной сестрой. И если мы высовывались из окна да выгибались за угол, то там, между другими многоквартирными домами, можно было увидеть море!