Эшли на секунду осеклась, затем ее накрыла новая волна обиды пополам с бешенством.
— У тебя хватает наглости шантажировать меня этим? Да как ты можешь! Я не хомяк из ваших лабораторий, относись ко мне с уважением!
— Именно так я к тебе и отношусь. Угомонись, Эшли, никто никого не шантажирует. И никакая ты не заурядная, — ты просто замечательная. Медовая, умненькая… Заметь, я оценил тебя с первого взгляда, еще тогда, на стоянке. Ты красивее Джерри… как ее… Холлиуэлл, я обожаю проводить с тобой время, не хочу обходиться без тебя. А что касается Тересы… История давняя, не буду вдаваться в детали. Прости за откровенность, но существует ряд объективных причин, по которым я не могу решительно взять и отказаться от этой женщины. Во всяком случае, не мог этой осенью.
У Эшли потемнело в глазах. Какой спокойный цинизм! Он не кается и ничего не обещает. Он обсуждает с ней необходимость второй любовной связи так буднично, словно речь идет о покупке мозольного пластыря! Она набрала в грудь побольше воздуха:
— Тебе не дают покоя лавры прадедушки? Проверяешь, столько ли в тебе пыла и жара, сколько в нем? Дай мне, твой мобильник.
Заметно удивившись такому неожиданному переходу, Кевин все же залез в карман пиджака, вытащил маленькую трубку и протянул Эшли. Его телефон — супермодный, суперплоский, напичканный всевозможными суперсовременными штучками — умел все: разве что кофе не варил. Или все же варил, но не подавал в постель. Эшли не хотела наносить Кевину материальный ущерб.
— А теперь охладись!
Ее преимущество заключалось в неожиданности. Разумеется, Кевин был на порядок сильнее Эшли и, как тренированный спортсмен, обладал исключительным чувством равновесия. Но когда она внезапно, со всей силой толкнула его в грудь, не подозревавший о нападении Кевин пошатнулся, невольно сделал шаг назад, зацепился ногой за низенький бордюрчик фонтана и полетел прямо к латунным кувшинкам, исходящим благодатной влагой.
Глубина тихонько бурлящей в бассейне воды не превышала полутора футов, и опасность утопления Кевину явно не угрожала, поэтому Эшли не стала дожидаться того, что последует дальше. Она мгновенно вспомнила, как обычно поступали разгневанные сказочные великаны с прогневавшими их незадачливыми смельчаками. Ей стало страшно. Положив телефон прямо на пол, она, на ходу вытирая забрызганное лицо, опрометью бросилась к дверям мимо расступающихся посетителей «Сенатора», глядящих на нее с благоговейным ужасом. Оставалось лишь запрыгнуть в первое же такси, дежурившее у входа в ресторан, — и через несколько минут Эшли уже держала путь домой, откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза и с трепетом думая о том, какими могут быть последствия ее потрясающе экстремального поступка.
Она появилась дома около восьми: Марк в одиночестве смотрел какой-то боевик в гостиной, его опекунша на кухне читала книгу. Эшли сразу же с благодарностями и извинениями отпустила слегка удивленную девицу восвояси. Едва лишь дверь за соседкой захлопнулась, Марк выключил телевизор и подошел к матери, мрачно стаскивающей с пальцев столь редко надеваемые кольца.
— Почему ты так быстро вернулась?
Эшли пожала плечами и принялась вытягивать из ушей жемчужные серьги. Сама, того не желая, она непрерывно представляла в самых ярких красках сцены, произошедшие в «Сенаторе» после ее бегства. Мокрого Кевина, с проклятиями вылезающего из бассейна. Обступивших его охающих и ахающих приятелей. Мурлыкающе-причитающих приятельниц, пытающихся вытереть обаятельного страдальца носовыми платками…
— А почему Кевин не приехал с тобой? Протяжно вздохнув, Эшли привлекла к себе сына и прижалась губами к его кудрям. Исходившая от Марка волна гипнотического тепла успокаивала и тихонько гасила клокочущие негативные эмоции.
— Вы поссорились, да?
— М-м-м, — пробормотала Эшли, не открывая глаз.
— Это плохо… А когда вы помиритесь?
— Не знаю, сыночек. Я очень сильно на него обиделась.
— За что?
Эшли молчала.
— За что с ним ссориться, мама? Он ведь добрый, веселый. И ты ему нравишься. Он никогда не говорил тебе ничего плохого. Не обижал, как папа…