Но теперь посмотрите внутренним взглядом на себя. Что вы видите? Свое тело, ощущение теплоты в членах… возможно, у вас болит голова или живот, или вы хотите выпить, и всё это вы постигаете посредством нервных окончаний. Вы чувствуете мельтешение мыслей и осознаете своё положение в пространстве и времени, но позвольте спросить, разве вы можете честно ответить на вопрос, какая сила привела вас сюда и заставляет слушать меня вместо того, чтобы сходить, скажем, в кино с любимой девушкой? Вы постфактум отдаете себе отчет о ваших действиях, но способны ли вы дать объяснения своим побуждениям и желаниям, предсказать их и управлять ими?
К некоторому моему удивлению, разглагольствования генерала смогли меня заинтересовать. Всерьез задумавшись, я откровенно признался себе, что не могу утвердительно ответить на поставленный вопрос. Генерал заметил это (он, казалось, замечал всё, что со мной происходит) и согласно покачал головой:
– Наконец, представьте, что вы смотрите на другого человека. Тут вы и вовсе видите только краешек его существа: внешность, голос, запах… Вы даже не можете почувствовать его изнутри, как себя самого, и, следовательно, составить представление о его сути. Все, что здесь можно предпринять, так это предположить, что он внутренне ощущает свою личность примерно так же, как и вы, и на основании этого пытаться осознать его проблемы, стремления и мотивы. И вот здесь-то кроется главная ошибка, всеобщее заблуждение…
– Нет-нет-нет-нет, не надо этого! – всполошено закричала вдруг Надя. – Это же… Мама-а!!.
– Я боюсь, нам придется ненадолго прерваться, – озабоченно заметил мой собеседник. – Потому что сейчас… В общем, рекомендую закрыть уши, – и сам прижал волосатые морщинистые ладони к седой голове.
Леденящий душу пронзительный вопль заполнил зал, и у меня промелькнула глупое сожаление о том, что я не последовал совету старой гниды. Я подпрыгнул на месте и с трудом сдержался от того, чтобы обернуться – но смотреть на то, что выделывают эти выродки с Надей, было бы вдвойне мучительней. Девушка зашлась совсем уже невыносимо, но её прервали звонкая оплеуха и грубый окрик: «Молчать, сука!!!» Вопли оборвались, сменившись бурными икающими рыданиями.
– Что там происходит? – прохрипел я. – Отвечайте, чёрт бы вас побрал!
– Ничего особенного, – пожевал губами генерал, – просто взяли калибр покрупнее. Ребята сегодня не в ударе, долго разминаются. Пипырченко, предложи товарищу подполковнику бурятские закуски, вот эти, справа… Впрочем, нас отвлекли, а сейчас мы можем продолжать.
Поверьте, беспокоясь о вашей подруге, вы делаете ту самую ошибку, о которой я говорил: пытаетесь судить о состоянии других на основании собственного опыта ощущений. Это драматическое, фатальное для людского общества заблуждение. Ибо воля – одна общая для всех, а вот представление у каждого своё. Именно принципиальная невозможность примерить чужое представление на свою волю и является первопричиной шопенгауэровской разобщенности, настоящим первородным грехом человечества…
Глаза генерала увлажнились, он задумчиво перевел взгляд мне за спину. Оттуда уже не слышалось криков боли: доносилось только смирное страдальческое покряхтывание, сопровождаемое мокрыми шлепками тела о тело. Дрожание маслянисто поблескивающих старческих генеральских ноздрей раздражало, и я вернул его на землю:
– Так что же, одиночество непреодолимо?
Сергей Куприянович с сожалением переместил внимание на мою персону и не без труда собрался с мыслями:
– А вот это самый главный вопрос, к ответу на который я подводил вас всё это время. Великий дар Шопенгауэра человечеству заключается именно в том, что он указывает на выход из обрисованной им безотрадной пустоты. Но понять это может только читатель, способный видеть между строк. Да, представление у всех разное – в силу причин нравственного воспитания или даже чисто физиологических, но есть у него одна сторона, общая для всех без исключения. Какая, спросите вы? Страдание. Да-да, именно страдание. Боль страдания одинакова для всех. Эмоциональное и физическое состояние, в которое погружается страдающий человек, будет точно таким же, как у любого произвольного представителя людского рода. Поэтому, страдая вместе с другими, иными словами, со-страдая, вы имеете единственный шанс понять их, принять на себя их представление. Сострадание – вот единственный путь избавления от одиночества…
Прерывистые стоны девушки и хоровое мужское сопение, до этого звучавшие фоном, становились всё громче, и генерал был вынужден вновь остановить свою речь. Знаком он пригласил меня приложиться к рюмке и сам подал этому пример. Отдельные вскрики и ахи слились в протяжный горловой вой, завершившийся на невыносимо высокой ноте глухим ударом. Спустя несколько секунд в наступившей тишине зажурчала струя жидкости, и Надя вновь закашлялась. Сергей Куприянович поцокал языком и уселся в кресле поудобнее, закинув ногу за ногу.