– Всё вы врете, – похолодел я.
– Как бы не так! Сам охренел, когда узнал. Да, такие вот прогрессивные нравы в просвещенном двадцать первом веке… Но ты не отчаивайся. Я же умный и не зря тебя туда послал. Нормально сработаешь – останется жива твоя Надежда, и надежда всея Руси тоже уцелеет, хе-хе.
– Тогда объясните толком, наконец, что нужно делать?
– Значит так. Нынешний дед всех достал, как репей под хвостом. Засиделся он, заигрался. Очень большие люди хотят совершить, так сказать, импичмент. Сейчас самое лучшее время, чтобы это сделать – достаточно, чтобы валенки-чукчи не приняли жертву, и президенту хана. Я тебе только в общих чертах всё рассказал, на самом деле церемониал очень сложный, и в нем задействовано много людей, а в наши дни, в связи с успехами научно-технического прогресса, – ещё и оборудования. Блок управления, который ты везешь – это компонент некоего устройства, которым по ходу сценария потребуется воспользоваться президентской команде. Они его ждут и будут тебя сильно благодарить за то, что ты его доставил прямо к порогу. Штука в том, что блок подменный – настоящий везет сейчас совсем другой человек и другим маршрутом и, будь уверен, он не доберется до места. В критический момент устройство не сработает, и всё будет кончено. Любое нарушение в ходе ритуала превратит мистическую Надежду в самую обычную девку. Возьмешь её за руку и отправишься домой. Доступно?
– Не очень. Я так и не понял, что сделать-то?
– Да ничего делать не надо! Ты не должен разбираться в тонкостях и деталях. Отдай блок техникам, и они своими руками подложат эту мину под тощую задницу нашего гаранта. Капишь3?
Я промолчал, ошеломленный абсурдной дикостью картины, открывшейся моему знанию. Я был лучшего мнения об окружавшей меня действительности. Конечно, я догадывался о том, что тот трансцендентный мир, в котором происходит неприглядное и недосягаемое простым смертным копошение сильных мира сего, подчиняется каким-то своим, людоедским законам; но настолько неприкрытого пещерного идиотизма не ожидал никак.
– Все, дружище, хорош пиздуна гонять, – капризно протянул Игорь Иванович, – ко мне тут подруга пришла, смотрит на меня тоскливыми глазами и желает, чтобы я завязывал с откровениями и скорее на клык ей кинул. Что, не так, милая? Хе-хе-хе. Ещё вопросы будут?
– Вы с самого начала все это знали? Куда её везут?
– Скажем так, я догадывался, – голос собеседника вновь взял серьезный тон. – Но был непонятен маршрут. Они выехали слишком рано, я не понимал, как они будут двигаться и где их лучше перехватить. Все стало ясно только сейчас. Завтра к вечеру они будут в Гудыме. Кто же знал, что президент, мать его за ногу, из всех возможных способов выберет именно этот летучий матрац…
– Какой матрац? – не понял я.
– Завтра узнаешь сам. Все, отбой…
Трубка печально пискнула и умолкла. Вот и поговорили.
Я был подавлен разговором, но попытался всё же отыскать в услышанном хоть какую-то рациональную сторону – отбросив прочь всё мистическое, этнографическое и просто дурацкое. Вот, что получалось в сухом остатке: Наде, безусловно, угрожает смертельный риск – это было понятно с самого начала, но теперь опасность происходящего просто истерически вопила о себе (даже если считать, что мой наниматель безбожно завирается). Как минимум, Надежду следует предупредить – но как? Второе: как бы оптимистично не был настроен чёртов Игорь Иванович, полагаться на железку, которую я таскал с собой, было глупо: среди подручных маньяка-президента наверняка достаточно специалистов, чтобы в нужный момент исправить ситуацию. Значит, нужно всеми силами постараться проникнуть внутрь этого Гудыма и вызволить Надю своими силами. Лично морду ему разобью – злобно подумал я, вообразив во всех деталях физиономию почтенного Владимира Владимировича – но это, конечно, был всего лишь приступ ребяческого шапкозакидательства. Нужен был план, и с этим было туго – что ждало меня впереди, я представлял более чем смутно. Всё, что мне оставалось сейчас – это положиться на удачу и по прибытии на место держать ухо востро. А теперь… что ж, следовало воспользоваться простодушной максимой о том, что утро вечера мудренее и попытаться поспать, как бы ни было тревожно на душе.