В.В. благодарно кивнул, ценя мою послушность; он неторопливо встал на одно колено, и его сильные прохладные пальцы оказались там же, где еще минуту назад были мои – под широким поясом юбки. Он бережно потянул её вниз, ниже и ниже, пока она не оказалась прижата его руками к самому полу. Ему пришлось для этого наклониться ещё сильнее вперёд, и его лицо вдруг оказалось прямо перед моими бедрами. Было видно, что его это взволновало: он глубоко вздохнул, потом ещё раз, и смущенно взглянул на меня снизу вверх. Потом он так же аккуратно взялся за колготки, опустив их до самых ступней – я переступила уже босыми ногами, и отшвырнула их подальше поскорее, чтобы он не заметил дырку на пятке, о которой я помнила ещё с самого начала раздевания. Не вставая, мой мучитель (а как его назвать после всего происходящего?) вновь глубоко вдохнул воздух, и взялся за бельё. Я была ни жива ни мертва, и больше не могла на это смотреть – отвернулась к зеркалу и безучастно – словно это происходило с другой, наблюдала, как он снимает с меня последнюю защиту, оставляя полностью нагой.
“Господи, неужели я вам нравлюсь такой?!” – в отчаянии воскликнула я, обращаясь к его отражению в зеркале. Никогда раньше я не жаловалась на свое тело, но сейчас, будучи так бесцеремонно и насильно обнаженным, оно неожиданно вызывало у меня отвращение: передо мной красовалась нескладная рослая деваха с комично напуганным, краснощёким лицом, такой же пунцовой от смущения шеей и угловатыми плечами. Её – мой! – угрожающих размеров бюст двумя мясистыми грушами нависал над мягким животом, а вызывающе оттопыренный зад бесстыдно возвышался над мощными ляжками. Да уж, не художественная и не гимнастка – скорее откормленная цирковая силачка вроде мультяшной кобылы Анжелы, отплясывающей лихие фуэте на здоровенных ножищах, – короче, моя ненавистная фигура оказалась вдруг откровенно, кричаще непристойной. Это было ужасно, Дневник, хотя сейчас я думаю, что слишком придирчива к моему бедному отражению. Просто хотелось быть для Него не грубой бабищей, а женственной, нежной девушкой… Он, конечно, принялся меня разубеждать:
“Даже не сомневайся. Да ты посмотри сама повнимательнее!”
Он встал и, сделав шаг назад, вернулся в кресло. И тут произошло непонятное – мой взгляд самопроизвольно вильнул вбок, комната качнулась, а потом всё вернулось на место, и я снова видела себя – но как-то странно, с необычного ракурса. С замиранием сердца я поняла, что передо мной уже не отражение, а я сама, повернувшая голову вбок и уткнувшаяся в зеркало. Я видела себя Его глазами!!! Я, которая стояла передо мной (как странно, Дневник!), тоже осознав происходящее, побледнела, и встревоженно, по-птичьи, задёргала головой.
“Успокойся” – раздался голос Владимира Владимировича прямо у меня в ушах. – “Просто хочу показать тебе, до чего же ты красива. Встань ровно и не крутись”.
Это подействовало: моё тело напротив выпрямилось и расслабилось, отрешённо отвернув лицо в сторону. Восприятие поменялось снова – теперь оно неторопливо следовало сверху вниз по обнаженному силуэту, повинуясь Его подсказкам. Я словно бы участвовала в бессловесной экскурсии по собственной фигуре, сопровождаемая безмолвными интонациями настроения того, кто владел сейчас моим сознанием – и его эмоции не оставляли сомнений в том, что для Него я достаточно хороша. Лучше, чем кто бы то ни было!
Ему никогда не нравились точёные, высушенные диетами и деньгами типовые красотки, в изобилии наполнявшие его жизнь краткими иллюзорными знакомствами. Он всегда ценил в женщине силу, стать и здоровье, и только их расценивал как истинную красоту. Он был рад, что судьба, наконец, свела его со мной – и не притворялся, делая комплименты моей внешности и поведению – да, с удивлением узнала я, этот человек действительно отождествлял меня с той воображаемой Россией, которую он так любил, он безоглядно верил, что я – это она, спустившаяся к нему с небес на землю, и в тот короткий миг я сама поверила в это.
Вот он указал мне взглядом на высокую шею, скользнул по трогательным ключицам, и надолго задержался у плотных, тяжелых грудей, увенчанных трогательными карминовыми ареолами. С удовольствием прошелся по крепкой талии, отметил легкую округлую линию живота, помедлил перед целомудренным светлым треугольником между широкими бедрами, и по нескончаемо длинной траектории, не спеша, спустился по белоснежной полноте ног – завершив свой путь на упруго налитых икрах. Теперь я видела – знала, что вся я – от кончиков волос до пальцев на ступнях, вызываю его одобрение, нужна ему, идеальна подхожу его желаниям – а всё остальное не имело значения. И ещё я заметила, что к концу этого анатомического путешествия края моего зрения (то есть нашего общего зрения) стали мерцать уже знакомым мне голубым светом – и как только это произошло, сознание, перепрыгнув, вновь вернулось в мое полное распоряжение. Знаешь, в этот момент я испытала приступ невыносимого одиночества – к счастью, короткий.