Заметив, что я закончил чтение этого трогательно-возмутительного документа, Игорь Иванович поинтересовался:
– Ну как вам послание от вашего боевого друга? Клятвы надо исполнять, не так ли?
– Ерунда, – огрызнулся я, начиная нервничать всерьез, – не было никаких клятв. Все она выдумала.
– Как же, как же… Я же говорил вам, что у нас все записано, нет смысла отпираться. Молчите? Ну так я вам скажу, что все это только вишенка на торте. Главное, на чем строится ваше обвинение, заключается в том, что с самого начала вы знали: ваше задание должно нанести вред высшему исполнительному органу власти – и были согласны с этим. Не так?
– Это провокация, – с достоинством ответил я, – это не считается.
– Как юрист с почти тридцатилетним стажем, я бы предложил вам поберечь все эти оправдания для суда, а там изложить их письменно, свернуть в трубочку… И далее по смыслу. Только ведь не будет никакого суда, никаких адвокатов и прокуроров. Положение слишком серьёзное, понимаете?
Тут мне в голову пришла неожиданная мысль, которая несколько меня успокоила – возможно, по крайней мере один из аспектов этой дикой истории больше не внушал беспокойства. Я положил письмо обратно на стол – рядом с крохотной кнопкой, которая так и лежала, выпав из конверта, и спросил:
– Погодите. Значит, если всю дорогу вы лгали, то про судьбу Надежды Соловьёвой наврали тоже? Ей ничего не угрожает, так?
– Не так, – безжалостно разрушил мои надежды Игорь Иванович, – ситуация опасна для нее в полной мере.
Я почувствовал, что неприлично близок к отчаянию, и от этого разозлился:
– Да вы мне скажете, наконец, зачем я вам тут понадобился? Что вы постоянно вокруг да около ходите, как баба?
– Ну слава богу, – удовлетворённо кивнул мой собеседник, – вы, в конце концов, перешли к правильным выводам. А то мне показалось, что нам тут вечера предстоит бесплодно пререкаться. Помните, я рассказывал вам про ритуал? К вашему несчастью, все это чистая правда – и про жертвоприношение, и про надежду, и про Россию с чукчами. Всё это, несмотря на неприкрытый дикарский идиотизм, действительно существует в нашем прекрасном мире. Я только умолчал – чтобы не сбить вас с пути раньше времени – о том, что жертва должна быть двойной. Она не будет принята, если хозяева не убедятся, что русский народ действительно не сможет жить без своей Надежды… Дальше вы уже поняли, да? Нужен ещё один кандидат на символическую роль народа – и вот он сидит передо мной.
– Простите за нескромный вопрос, – промолвил я, удивляясь внезапно нахлынувшему спокойствию, – но почему же именно я? Неужели я тоже обладаю какими-то особенными качествами?
– Да в целом, нет, – развел руками Игорь Иванович, – вы, уж не обижайтесь, самый обычный человек, ничего выдающегося в вас нет. Но знаете ли, у чукчей свои закидоны, а у моего начальства – свои.
– Это какие же?
– Не забывайте, что помимо прочего, у нас тут своего рода инаугурация, вступление в должность – а нашему президенту для этого необходим метафизический соперник. Ну не сможет он спать спокойно, если не придет к власти через честную битву и победу. На выборах иметь настоящих противников политически нецелесообразно, а вот здесь, в узком и надежном кругу, со страховкой – почему бы не пощекотать себе нервы? И здесь вы – идеальный кандидат.
– Почему?
– Ну что вы всё заладили… Потому что такова утвержденная концепция. Надежда России – это Россия и есть. Избранный президент овладевает ей, забирает её себе – для того, чтобы сразу отдать чукчам в обмен на реальную власть. То есть такая свадьба перед похоронами, понимаете? А для этого надо вырвать Россию из лап соперника – то есть её предыдущего народного жениха. Вы же собирались делать ей предложение, что бы там не вешали мне на уши?