Президент рефлекторно закрылся широким бронированным локтем от звякавших по металлическому телу пуль, но видно было, что они не причиняют ему никакого вреда – на это защиты хватало с избытком. Расстреляв боезапас, я замер в растерянности – непонятно было, что делать дальше. Моих возможностей передвигаться еле хватало, чтобы держаться у стены – не было и речи о том, чтобы подойти к машине противника и постараться нанести ей какие-то осознанные повреждения. Хотя…
Оттолкнувшись от стены здоровой рукой, и с трудом сделав несколько неуверенных, пьяных шагов, я размашисто, как убитый выстрелом в затылок Железный Дровосек, повалился всем телом на машину президента. Это, очевидно, не нанесло ему особого ущерба, кроме легкого сотрясения или, может быть, контузии, но он явно не ожидал моего маневра. Вдобавок, теперь ему было вдвойне сложнее поставить своего робота на ноги. На короткий момент стекла наших кабин сблизились: я увидел искаженное бешенством лицо Владимира Владимировича с источающими ярость глазами – он-то давно, видно, привык, что любая задача дается ему легко и без усилий, – и не удержался от того, чтобы с торжествующей издевкой показать ему язык.
Это привело его в неистовство. Напрягая всю свою волю, и натягивая все до одной железные жилы послушного ему гигантского автомата, он приподнял манипуляторы, с натугой сбросив щуплое тело моего робота на пол, после чего чудовищным усилием привел свою машину в вертикальное состояние. Диспозиция с точностью повторяла ту, в которой мы уже находились минуту назад: я лежал, а президент осторожно подбирался ко мне боком, приглядываясь, с какой стороны лучше нанести смертельное поражение своим клинком. Я уже начал надеяться, что он вновь попадется на ту же самую незамысловатую уловку с подсечкой, но, видимо, моя увертливость начала надоедать кукловодам этого поединка, и в игру вступил лысый майор Пушков. Как только робот Владимира Владимировича оказался достаточно близко, чтобы я смог достать его ногой, вспыхнула красная лампа, и я снова потерял любой контроль над происходящим. Теперь мой соперник мог ничего не опасаться: он, не торопясь, выбрал позу понадежней, занес меч и приготовился к последнему прыжку.
Ну уж нет, не сегодня, – с мрачной решительностью подумал я, и вдавил прямо сквозь карман кнопку партизанского передатчика: я помнил о ней самого начала боя, выжидая лишь удобный момент. Честно говоря, у меня не было уверенности, что после нажатия произойдет хоть что-то существенное – слишком много вранья и интриг было в словах всех участников этой запутанной истории, чтобы надеяться на их окончательную искренность. Однако результат приятно меня удивил – и, надо полагать, вверг в шок всех остальных собравшихся в этом подземном цирке.
Как только я привел в действие устройство, лампа передо мной потухла, и после уже не светила никаким светом. Но привычный мне способ управления роботом так и не вернулся – его стальные мышцы более не реагировали на мои мысленные веления. Очевидно, то же самое произошло и со снарядом президента – он нелепо запутался ногами в самом начале начатого прыжка, по инерции приподнялся на несколько метров в воздух и стал тяжело и неотвратимо, как в замедленном фильме, падать на меня – при том, что его страшный клинок был всё ещё беспомощно завернут за спину, и не представлял для меня ни малейшей угрозы. Все также отчетливо, как на киноэкране, передо мной проплыло лицо грозного и еще секунду назад непобедимого Владимира Владимировича – оно удивленно вытянулось, а затем мучительно перекосилось, как от зубной боли (краем глаза я заметил, что то же самое происходит и с его клевретами, устроившимися во втором ряду кресел кабины). Мой враг – да, сейчас он был несомненным врагом, жаждущим моей смерти, падал на меня в железном коконе, не зная, что предпринять, но, думаю, не особо тревожась за свою судьбу – разве мог он ожидать от моего робота с выключенным управлением какой-то пакости?
Следовало, все же, быть готовым и к такому, господин президент. С того самого мига, как все окрестные нейродатчики приказали долго жить, повинуясь сигналу игрушечного передатчика бедной шлюшки Нади, я не забывал о ручном управлении, опрометчиво оставленном мне беспечным Пушковым. И вот, дождавшись, когда траектория падения президентского робота станет ясной и предсказуемой, я всего лишь поднял единственную оставшуюся руку вверх, и в следующую же миллисекунду огромная стальная туша с разгону напоролась на нее всем своим весом, чудовищным многотонным импульсом вминая внутрь корпуса прозрачный пузырь кабины. Тот с поразительной легкостью треснул и съежился, как яичная скорлупа, а затем исчез в недрах разорванного металла. Насаженная на острую ферму руки, как медведь на рогатину, гигантская машина произвела железный стон и рухнула, дымясь, рядом с моей.