– Нет-нет-нет, – тут же загорячился толстяк, – позвольте не согласиться! Сейчас у нас такой подъем, о котором раньше и мечтать не приходилось! Я на завод ещё совсем сопляком пришел, с самых низов начинал, помощником сантехника в управлении. И чего же? Два годика проработал нормально, как сыр в масле катался, а как из армии вернулся – всё, закончился СССР, и сладкая жизнь тоже закончилась. Решили вдруг начальнички демократические, что армия нам не нужна, ну и завод тоже не нужен. Да как так-то?! У нас тут в поселке четыре тысячи работяг, с детками, с женами, с родителями, всего тыщ пятнадцать будет. На нашем заводе тыща триста, да на Первой Промзоне две семьсот, и это сейчас, а в советское время ещё больше было. Ну вот, завод не нужен, город не нужен, что делать прикажете? Так и перебивались подстаканниками, да ещё титанами поездными – как ни крути, тема-то железнодорожная… Помню, съездил вот Корней Петрович в главк, выбил заказ от РЖД на партию педальных унитазов в пассажирские вагоны. Вот счастья было – полные штаны. А при новом президенте – ого-го! Живем, как цари. Во-первых, есть госзаказ. Не густо, но хошь – ни хошь, а зарплату получаем, семьи уже от голода не сохнут. Грибы в лесу теперь для удовольствия собираем, а не в запас. У нас вот даже обычный разнорабочий уже шесть пятьсот получает, да плюс тринадцата зарплата, да с каждым годом всё лучше. Потом, раньше закрытый город был, а теперь свобода. Хошь в Кострому езжай, да хоть в Ярославль или там, в Крым – в первом отделе отметку получил, и всё. А батя вот мой, например, как сюда попал по распределению в сорок третьем, так и сидел инженером безвыездно до девяностых… Так что другая жизнь у нас таперича пошла, Максим Анатольевич, совсем другая. И дайте нам время – мы наш завод любимый с колен поднимем и в передовики производства выведем!
Завершив свою речь, Слизень с чувством хлопнул рюмку и впился в скользкий помидор, тут же брызнувший рассолом в сторону Корня Петровича. Тот, поглощенный спором, даже не заметил этого. Всю дорогу он внимательно слушал своего коллегу, неодобрительно качая головой, и теперь решил исполнить оппонирующую партию. Подчеркнуто артикулируя слова, он заговорил:
– Неправильно ты говоришь, Сева, не соглашусь с тобой. Это правда, сейчас лучше, чем при гондонах этих либеральных. Но ты молодой, и прошлого не помнишь. А я тут с семьдесят пятого тружусь, и вот, что я тебе скажу. Раньше был план, понял? А что такое план по сравнению с твоим сраным госзаказом? Это значит, что на пять лет вперед ты знаешь, что будешь делать, допустим, десять изделий в год, и ни шагу в сторону. Больше нельзя, но и меньше нельзя. И деньги тебе по расчету – и тоже на пять лет вперед. Ясно, сколько, когда и у кого получишь. И жизнь была спокойная, красивая – не то, что сейчас. Эх, помню, году эдак в восемьдесят четвертом завершаем мы квартал. Все сдали, акты о военной приемке подписаны – тут прилетает куратор из Москвы, говорит – шабаш, стоп, некуда отгружать, вот письмо из министерства средней промышленности. А мы ему – а нам хуйли делать? Вся площадка забита этими дурами на хранении, освобождать надо, а то новые ставить некуда. А он – ебитесь как хотите и с кем хотите, а приказ есть приказ. Ну, мы посоветовались с товарищами, тягачи загрузили – и за десять километров на Первую промзону, да на утилизацию по хозрасчету. Сидим и трясемся – отгрузки же в войска не было не было, значит, и денег не дадут? Дали, как миленькие. Потому что план есть план. Потом, кстати, мы уже по накатанной повторяли – только изделие из цеха выходит, мы его цап на транспортер – и на Первую. Хороший там директор был, с пониманием, царствие ему небесное, хоть и партийный.
Ну а сейчас что же? Сегодня есть заказ, завтра хрен пойми что. Баргузины эти идиотские сказали собирать, через три года отменили, дали вот заказ товарища подполковника, – он показал на меня вилкой с наколотым грибком. – Хорошо, конечно, что подкармливают, но это же пенсия, а не работа – просто денег кидают, потому что понимают, что от вторых девяностых народ вспухнет и из кадки полезет. Хотя я вам так скажу – хер там плавал, никто даже не пикнет. Говно у нас народец. Это вы не подумайте, я и про себя тоже… А что, скажете, не говно? Ты меня не успокаивай, Всеволод, дай скажу! Я тебя не перебивал!
Он с горечью отхлебнул из кружки и сказал уже спокойнее:
– Вот вы, Максим Анатольевич, правильно заметили, что убогость у нас и застой. Времени сколько?.. – он поднес пустое запястье к носу и чертыхнулся: – Где часы-то? Да хрен с ним, рабочее время, явно же, а народ весь домой сбежал. На обед три автобуса уехало, а обратно сколько вернулись? Потому что нет работы, один онанизм на пустом месте. Перекладываем деталь с верстака на полку и обратно. А почему, я вас спрашиваю? Потому что руководитель наш политический, не побоюсь этого слова (тут он все-таки понизил голос и огляделся) – он кто? Он пожилой же человек! Он на перспективу уже не смотрит. Думает, вот ещё пару лет продержаться с нормальной жизнью, а потом бог даст ещё пару, а что-либо всерьёз делать – да на хера? Если так все уверены, что теперь жить лучше – вот, как наш Всеволод, – то зачем стараться, и без этого поддержка есть, правильно? Ты же, Петька, тоже думаешь, что при нынешнем президенте всё шоколадно?