Да, Макс… Интересно, что он сейчас поделывает? Сидит, наверное, у себя на работе, скучает, и совсем про меня не вспоминает. Впрочем, вру: работа у него интересная, не затоскуешь. К нему, ещё когда он был студентом, подошел один неприметный дяденька (мне Макс потом рассказывал, такие специально ходят по университетам, намечают кандидатов, долго наблюдают за ними), поговорил с ним о том о сём (простодушный Макс, конечно, не нашел ничего лучше, как вывалить на дядю все свои бунтарские соображения), а потом пригласил на встречу в жёлтый дом, который у нас в квартале от цирка, рядом с Парком Афганцев. Помню, Макс весь извёлся тогда, неделю бродил сам не свой и стонал: как же так, зачем я этой «кровавой гэбне» понадобился, за каким чёртом я наболтал лишнего, и кто мне будет передачи носить, когда меня закроют за экстремизм. Я его успокоила, что уж в плане передачек и свиданий он может смело на меня положиться, а вообще пусть не валяет дурака: никому он на фиг не сдался, пусть пойдет да честно скажет, что не прав, и всех дел. Но всё вышло еще лучше: оказалось, что на него действительно смотрели, оценивали его успехи в учебе, отмечали и физическую подготовку, и вот теперь зовут на работу – в какой-то аналитический центр «Э». Тут бы прыгать от радости, но Макс развел нытьё по новой: да я, дескать, не хочу иметь с палачами ничего общего, быть прихвостнем у лживого государства ниже моего достоинства, а сильный человек всегда свободен и не пачкает совесть сотрудничеством с опричниками… Ну, обычная же сопливая рефлексия. В.В., как всегда, прав – помойным веником надо эту заумь из себя выметать. Но тут Максу сообщили, что будет он работать по специальности – то есть с базами своими, битами-переменными, зарплату определили дай Бог каждому (скажу честно, Дневник, когда узнала, сколько, то даже дрогнула на мгновенье, мелькнула мысль набиться в офицерские жёны – шучу, конечно), ну и я ему мозги прочистила, сказала, что такой шанс один раз в жизни дается, и надо клювом не проквакать. Ну и Макс стал умничка, ещё бы. Может же вести себя, когда захочет, как разумный человек, а не как трепло гороховое. Теперь вот каких-то шпионов ловит, наверное, а там точно не заскучаешь. Хотя, должна признать, он ОЧЕНЬ не любит об этом говорить, так что даже я не вполне представляю, что у него там на самом деле на работе происходит.
И то, что он забыл меня – тоже неправда, не хочу в это верить. Только лучше бы отвык он от меня, не вспоминал вовсе – грустно это, но, Макс, теперь у нас совсем разные судьбы, и, боюсь, что мы больше можем и не встретиться. Ах, да – я же увижу его на свадьбе, В.В. говорил, что постарается его позвать. Значит, Макс уже в пути?
(Интересно, что сказал бы мой Макс, узнав про все мои проделки здесь? Осудил бы? Надеюсь, порадовался за меня и за мое счастье. Ну уж нет, в страшном сне такое присниться – рассказать ему про мои упражнения с В.В. Это ведь только мы понимаем, насколько красива наша Любовь, а со стороны посмотреть – грязь и извращение… Не надо, не надо Максу об этом знать – он хоть и сам не ангел, но не пошляк. Я для него – вроде родной сестрички, и он бы здорово расстроился, узнав, что его маленькая недотрога Нáдюшка задирает ножки по легкому щелчку пальцев своего повелителя. Фу, Дневник, звучит ужасно. Значит, я приняла верное решение, отшив – о Боже –самого Президента?!
Хотя… Откуда мне знать, что там у мужчин на уме, даже самых хороших? Возможно, бедный Макс и не отказался бы оказаться на месте В.В. – я имею в виду, не в президентском кресле, конечно, а… Раньше я и сама была, может быть, не против, будь он понастойчивей, а сейчас уж дудки, ушёл поезд, я принадлежу другому полностью и целиком).
За дверью моей комнаты шум и веселые крики – был банкет после записи, на который я не пошла, а сейчас, похоже, все пакуют вещи и собираются на улицу. Вот и мне стучат, что пора выходить. Мне пора двигаться дальше, не останавливаться на нудных и ненужных размышлениях – а там загадочная Чукотка, свадьба, и – прочь все сомнения! Здравствуй, счастье – прощай, Норильск!
28 марта, полдень
Норильск встретил нас горьким разочарованием, подкреплённым неприветливым видом. Разочарование заключалось в том, что мы снова безнадёжно отстали: за несколько часов, пока мы дрыхли, красная точка на карте перепрыгнула далеко влево, на восток. Более того, сейчас она болталась севернее береговой линии океана, и у меня появились обоснованные сомнения в том, что до нее теперь удастся добраться на нашей машине, какой бы амфибией она в теории ни значилась.