Но это не значит, что о ней можно не говорить. Безусловно то, что сегодня монофизитство не является господствующим течением в христианском мире. Однако нас как раз подстерегает обратная опасность: опасность расколотой, односторонней христологии (несторианства), которая подчеркивает Человечество Христа до такой степени, что забывается Его Божество, которая разрушает единство Личности Христа и интересуется больше всего восстановлением образа Иисуса-человека, да такого, какой больше отражал бы идеи нашего времени, чем истинное лицо Господа. Главной целью этого текста было именно призвать к радикальной перемене наших богословских воззрений, что мне кажется необходимым.
2. Сегодня, вчера и во веки: предварительное размышление
«Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр 13,8). Так исповедовали те, кто знал Иисуса в земной жизни и кто видел Воскресшего. Это значит, что мы можем подлинно признать Иисуса сегодня, только если понимаем Его в единстве с Ним «вчерашним»; тогда через Христа «вчерашнего» и «сегодняшнего» мы сможем увидеть Христа Вечного. Встреча со Христом всегда необходимо связана с тремя измерениями времени и преодолением времени в том, что является одновременно его истоком и завершением. Если мы устремимся на поиски истинного Иисуса, мы должны быть готовы к этому крайнему напряжению. Обычно мы встречаем Его прежде всего в нашем нынешнем дне — Таким, Каким Он является в настоящее время, Таким, Каким люди Его видят и понимают, независимо от того, придает ли Он смысл их жизни или же они Его отвергают, — в исполнении Его слова и дела сегодня. Но если мы хотим, чтобы все это не осталось просто каким-то уже подержанным знанием, а стало подлинным признанием, нам нужно вернуться назад и спросить: откуда все это происходит? Кем Он реально был в то время, когда жил среди людей как один из них?
Мы должны быть внимательны к источникам, которые свидетельствуют об этом происхождении, и сверять с ними наш сегодняшний день там, где мы склонны уходить в свои собственные химеры. Это смиренное подчинение слову первоисточника, эта готовность лишиться своих мечтаний и подчиниться реальности — главное условие истинной встречи. Встреча предполагает аскезу истины, смирение слушания и взгляда, ведущие к подлинному восприятию этой истины.
Но здесь нас подстерегает еще одна опасность, которая на путях современного богословия приняла драматические формы. Современное богословие начинается в эпоху Просвещения, когда обращается ко Христу «вчерашнему». Лютер уже сказал, что Церковь подчинила себе Писание и что поэтому она совсем уже не вслушивается в прошлое, ставшее историческим «раз и навсегда», ставшее неповторимым, что она отражает только свое собственное сегодня, упуская таким образом истинного Христа и возвещая Христа лишь «нынешнего», без Его основополагающего и сущностного прошлого, и что, в конечном итоге, она сама себя представляет Христом. Просвещение ухватится за эту идею и будет держаться ее систематически и радикально: только Христос «вчерашний», «исторический» является истинным, все прочее — последующие выдумки. Христос есть то, чем Он был, не более того. Поиск «исторического» Иисуса явно заключает Христа в прошлом. Он лишает Его настоящего и вечности. Мне нет необходимости описывать здесь, каким образом вопрос о том, каким был Иисус, постепенно вытеснил Христа Павла и Иоанна, в конечном итоге приведя к оспариванию Самого Христа синоптиков. Чем более настоящим стремились видеть Иисуса, чем более подлинным, решительно заключая Его в прошлом, тем большей фикцией он становился. Если мы хотим видеть Христа в одном только прошлом, мы не найдем Его, и если мы хотим видеть Его в одном лишь сегодняшнем, мы не найдем Его также. С самого начала Он есть Тот, Кто был, есть и грядет. Будучи живым [Богом], Он всегда был Тем, Кто приходит. Весть, возглашающая, что Он грядет и пребывает, составляет важнейшую часть того, что Он есть; притязание же на все временные измерения само зиждется на присущем Ему при земной жизни знании о том, что Он пришел от Отца, но одновременно пребывает рядом с Ним, то есть что Он имеет отношение к вечности, но при этом Он связал ее с временем. Если мы отказываем себе самим в существовании, которое развертывается во всех этих измерениях, мы не можем Его понять. Если мы видим во времени только мгновение, безвозвратно пролетающее, и живем, как если бы так и было, мы сушностно утрачиваем то, что составляет сам образ Иисуса и того, что он подразумевает. Открытие — это всегда путь. Если мы отрицаем возможность существования, развивающегося во всех этих измерениях, мы закрываем для себя доступ к истокам, что приглашают нас к этому странствию бытия, становящемуся странствием открытия и познания. Святой Августин сформулировал эту мысль в одном великолепном тексте (Sermon 131, 2 - PL 38, с. 730):
«Приди и ты тоже к Христу... Не помышляй о дальних странствиях... Одной лишь любовью, а вовсе не странствием через морские воды мы соединяемся с Ним, Вездесущим. Но поскольку на этом пути будет немало бурь и штормов, самых разных искушений, думай о Распятом, чтобы твоя вера могла взойти на древо. Тогда ты не погибнешь в пучине...».
Попробуем резюмировать то, что было до сих пор предметом наших размышлений: первая встреча с Иисусом Христом находится в нынешнем дне, мы можем встретиться с Ним только потому, что есть люди, для которых Он есть сегодня, а стало быть, это сегодня у Него реально есть. Но чтобы приблизиться ко Христу в Его полноте, а не ко Христу частичному, созданному по прихоти моего восприятия, я должен открыть свой слух Христу «вчерашнему», такому, каким Его открывают источники, в частности, Священное Писание. И если я слушаю Его полностью, не устраняя важнейших аспектов Его Явления во имя некоего порожденного склонностью к догматизации образа мира, я увижу, что Он открыт будущему, увижу, что Он приходит из вечности, охватывающей сразу и прошлое, и будущее, и настоящее. Именно там, где подобное целостное понимание искалось и проживалось, Христос стал полностью «сегодняшним», потому что лишь то обладает настоящей властью над сегодня и на сегодня, что укоренено в прошлом и является силой роста для будущего и что находится за пределами времени, находится в связи с вечностью. Именно таким образом великие эпохи в истории веры каждый раз создавали свой собственный образ Христа и могли поэтому, исходя из своего настоящего, увидеть Его по-новому и признать «Христа вчера и сегодня и во веки».
В древности «Христос сегодня» воспринимался прежде всего в образе пастуха, несущего на плечах заблудшую овцу — человечество. Те, кто созерцал этот образ, знали: эта овца — я. Я пытался повыгоднее воспользоваться своей жизнью, я хватался за то или иное обещание, запутался в непроходимых зарослях и не видел выхода. Но Он взял меня на плечи и, неся меня, Сам стал моим Путем.
Следующий период избрал образ Пантократора, который вскоре уступил место попытке воспроизвести Иисуса «исторического», такого, каким Он действительно был на земле, но с убеждением, что в Иисусе-человеке являет Себя Сам Бог, что Иисус — икона Бога и что через видимое Он дает нам узреть невидимое. В созерцании образа человек превосходит границы, которые без Христа он не мог бы превзойти.
Латинское Средневековье романской эпохи изображало торжествующего Христа на Кресте, делая, таким образом, Крест престолом. Совсем как восточная икона, стремящаяся показать невидимое в видимом, романский крест стремится дать нам увидеть Воскресение в Распятом: благодаря этому наш собственный крест становится прозрачным, являя обетование, которое он в себе заключает.
В готическом искусстве нам полновесно предстает Человечество Иисуса Христа: Крест все больше изображается во всем своем ужасе, безо всяких украшательств, но этот Бог, страдающий невыразимо, страдающий, как мы и больше нас, не озаренный светом близкой славы, становится великим Утешителем и ручательством нашего спасения.
Наконец, в образе Pietа мы видим уже только мертвое тело Христа на коленях у Матери, Которой не остается ничего, кроме Ее скорби: Бог кажется умершим, умершим в этом мире, и утешение, говорящее, что с вечера водворяется плач, а наутро радость, очень далеко: кто может знать, что за Голгофой последует Пасха (Пс 30, 6)?
Учение, содержащееся в этих образах «Христа сегодня», остается в силе, потому что они все созданы благодаря обращению к видению, включающему в себя также Христа вчера, завтра и во веки.