И суждено надежде распуститься,
раскрывшись, как цветок в объятьях сада.
Написана великая страница
штыками и рассветом
Сталинграда.
И обелиск из мрамора и стали
встаёт над каждым рвом и баррикадой,
над каждым алтарём, где умирали
твои сыны, твердыня
Сталинграда.
И свищет сталь, буравя и взрываясь,
сечёт врага свинец кинжальным градом;
дрожит слеза и закипает радость
сегодня здесь, в твердыне
Сталинграда.
И вьюга заметает вражьи кости,
обломки перемолотой армады.
Бегут, бегут непрошеные гости
от молнии разящей
Сталинграда.
Они прошли под Триумфальной аркой
и Сену осквернили серным смрадом,
поганили Париж гортанным карком,
чтобы подохнуть здесь,
под Сталинградом.
Они топтали Прагу сапогами
и шли по воплям и слезам парадом —
но втоптаны теперь навеки сами
в сугробы, в чернозём
под Сталинградом.
Они изгадили и замарали
античную голубизну Эллады,
но в час разгула верили едва ли,
что час расплаты ждёт
у Сталинграда.
И растерзав Испанию, гарротой
они сдавили горло серенаде;
испепелили землю Дон-Кихота,
но сами стали пеплом
в Сталинграде.
Голландию тюльпанов и каналов
они крушили бомбой и прикладом.
Но вот чернеют трупы каннибалов
в заснеженной степи,
под Сталинградом.
Расплавили, злорадно завывая,
как волки, близко чующие стадо,
они снега Норвегии, не зная,
что скоро им скулить
у Сталинграда.
Да здравствует твой непокорный ветер,
который воспоют ещё баллады!
Да здравствуют твои стальные дети
и правнуки стального
Сталинграда!
Да здравствуют бойцы и комиссары,
богатыри, которым нет преграды,
и солнце, в небе пышущее яро,
и лунный свет ночного
Сталинграда!
И в час, когда навек замрёт мой голос,
пускай осколок твоего снаряда
положат мне на гроб, а сверху — колос,
кровавый колос нивы
Сталинграда.
И это будет памятник поэту,
которому иных наград не надо:
пусть я и не ковал твою победу,
но выковал острей клинка вот эту
стальную песнь во славу
Сталинграда.
© Перевод с испанского С.А. Гончаренко, 1977