Выстрелы за спиной умолкли. Это случилось внезапно. Просто неожиданно наступила тишина. Она казалась странной и противоестественной, но в чём именно заключалась странность, Матвей, если б его кто спросил, не смог бы объяснить.
– Тихо, как в могиле, – проговорил Павел. В голосе взводного проскользнула тень тревоги.
– Ушли далеко, – предположил Матвей.
– Не так уж и далеко. Должно быть, бой закончился. Недолго наши продержались. Жаль. А такие планы глобальные были, такие идеи…
Взводный остановился, достал из кармана компас.
– Что за нахрен, – он озадаченно повертел прибор в руке, встряхнул, постучал по стеклу. Матвей подошёл и нахмурился: стрелка непрестанно вращалась, не желая замирать в одном положении.
– Неисправен? – спросил Матвей.
Взводный покачал головой:
– Утром нормально работал.
Он снял вещмешок, порылся в нём, извлёк небольшую коробочку с полукруглым циферблатом и присвистнул, глядя на стрелку, которая билась о верхний край шкалы.
– Что это? – спросил Матвей.
– Датчик. Показывает искажения пространства.
– И что это значит?
– Не знаю, – Павел убрал прибор, и закинул за спину вещмешок. – Я уже давно ничерта не понимаю. Сейчас идём направо до ближайшего перекрёстка. Сдаётся мне, зашли не туда. Тут, похоже, близко ЗПИ. Знаешь, что это такое?
– Оттуда никто не возвращался. Никто не знает, что там.
– Верно, и я бы тоже не хотел узнавать. Так что двинемся в другом направлении, пока беды не случилось.
Матей действительно почти ничего не знал о Зоне искажённого пространства. Власти, как и подобает, информацию скрывали, а сам он не сильно интересовался. Так, слышал мельком, что люди болтают, якобы загадочное это место, мистическое, силы зла там обитали и всё такое прочее. Ерунда, одним словом. Но ерунда непонятная. И теперь оно, место это, находилось где-то совсем-совсем близко. Страшная мысль вдруг настигла Матвея, и он тут же её озвучил:
– Может, мы уже там?
– Где? В ЗПИ? Вряд ли, – Павел зашагал дальше. – Она южнее, у реки. А мы, как зашли в руины, на запад движемся.
Свернули на перпендикулярную улицу, и некоторое время шли молча. Тут по одну сторону тянулся длинный бетонный забор, а по другую – плотный непроглядный кустарник.
– В ЗПИ мы или не нет, – заговорил Павел, – ничего страшного тут я не вижу. Такие же руины.
Матвей угукнул в ответ, и молчание продолжилось. Только шелест травы под ногами нарушал тишину.
Бродили около часа, а перемен никаких: развалины, да заросли, но теперь стало попадаться разрушенные каменные здания; на многих виднелись следы пожаров.
– Я же говорю, – Павел кивнул на одну из обгорелых стен, – мы приближаемся к эпицентру взрыва. Скоро только горы мусора буду вместо домов. Я был там.
– Какой у нас план? – спросил Матвей.
– Своих найти, само собой. Те, кто вышел из окружения, думаю, ещё в руинах. А если нет, придётся до Союза пёхом чесать. Вот только я без понятия, где он. Говорят, вёрст четыреста на юг. Ты не знаешь случаем?
– Это ты же с народной армией приехал.
– Да какой! Я тут присоединился, в руинах.
Наконец, взводный скомандовал привал.
Залезли в заброшенный дом – накренившуюся избушку, что спряталась в придорожных зарослях. Осмотрелись. Соломенная крыша сопрела, только стропила остались, мебель тоже пришла в негодность. Половицы скрипели и трещали под сапогами. Матвей разыскал кучу старого тряпья и сложил в угол, чтоб посидеть можно было.
– Еда есть? – спросил Павел, располагаясь на тряпье. Матвей покачал головой: свой мешок он оставил в здании, в котором держали оборону. Снял и забыл в спехе. Все вещи находились там. А есть хотелось. После нервотрёпки и беготни в животе злобно урчало, и слабость дрожала в ногах.
Взводный достал из своего мешка банку тушёнки и свёрток с «химкой»:
– Это всё, – в довершение он извлёк видавшую виды алюминиевую ложку. – Съедим тушёнку, брикет на вечер. Больше ничего нет, так что высматривай по дороге живность, кого подстрелить можно на завтрак.
Здоровым охотничьим ножом Павел вскрыл банку, съел половину содержимого, а что осталось, отдал Матвею.
– Отдохнём немного и дальше двинемся, – объявил Павел. – Дотемна своих надо найти или следы хотя бы какие-то. Дай Бог, часа три у нас есть в запасе. Поторапливаться надо.