Матвей даже не заметил, как банка опустела. Сил прибавилось, но голод никуда не делся – слишком мало было еды. Павел протянул флягу с водой. Вода отдавала ржавчиной.
Устроившись возле окна, взводный принялся наблюдать за улицей, а Матвей прислонился к стене, вытянул гудящие ноги и закрыл глаза. Хотелось спать. Он скучал по домашнему уюту, тосковал по комнатушке, куда возвращался каждый вечер с работы, и по тому размеренному и предсказуемому существованию, которое у него отняли вначале проклятые жандармы, а потом – война. Всё бы сейчас отдал, чтоб вернуть прошлую жизнь.
Было холодно. Разгорячённое от долгого бега и ходьбы тело остыло, и Матвей начал замерзать. Побаливали ладонь и щека: нарывали недавние порезы. Тишина давила.
– Подмораживает, – заметил Павел. – Вон и лёд на лужах уже. Утром теплее было, – он помолчал, а потом ни с того, ни с сего спросил:
– Скажи, Матвей, а чего ты хмурый такой ходишь постоянно? Будто случилось что в жизни. Сторонишься всех.
– А это важно? – Матвей открыл глаза и исподлобья посмотрел на взводного.
– Просто интересно.
Матвей пожал плечами:
– Много чего случилось. Иной жизни хотел. А тут… Сам видишь.
Павел понимающе закивал:
– Да уж… Я тоже о другом мечтал. Совсем не планировал здесь очутиться. Что это? Бог? Судьба? Случайность? Хрен поймёт. Но так уж получилось. А раз получилось – чего нос вешать?
– Ты откуда сам? – Матвей не слишком-то хотел продолжать разговор, но ему было любопытно, откуда Павел пришёл: уж очень одежда его отличалась от местной. Вот и подумал, что момент подходящий
– Хочешь знать? – усмехнулся взводный. – Что ж, слушай, – он принялся рассказывать о том, где жил прежде и как попал в город.
Словам его верилось с трудом. Матвей когда-то слышал о людях из иных миров – сплетни, походившие скорее на выдумки, чем на правду. А теперь перед ним сидел живой, реальный человек, причём, совершенно обычный (если не считать одежду) и рассказывал о себе такие вещи.
– Я думал, это сказки, – проговорил Матвей, когда Павел закончил свой рассказ.
– Если бы. Вон поручик наш, Жека, тоже из моего мира. Но он уже много лет здесь живёт.
– И ты, наверное, хочешь вернуться? – поинтересовался Матвей.
– Хочу. Только невозможно это. Я поэтому и в академию так рвался, думал, учёные всё знают, а мне сказали: «обломись, приятель, сами не знаем нихрена», – Павел вздохнул. Чувствовалось, что для него это тяжёлая тема. – Так что, походу, я тут навсегда. Ладно, Матвей, некогда рассиживаться. Погнали дальше. Через пару часов темнеть начнёт.
Снова шагали по улице, шурша разросшейся травой. Матвей думал над историей взводного, удивлялся, как порой близко находятся совершенно невероятные вещи, о которых большинство даже не подозревает. Вот человек. Пришёл откуда-то… А откуда – хрен поймёшь. Не из другой страны, не с другого материка приплыл, не из космоса прилетел, а из какого-то иного мира, где всё почти так же, как здесь, и в то же время – по-другому. А что за мир такой, где он находится и как его местоположение себе представить, Матвей понятия не имел. И тут в памяти всплыло ещё одно необычное явление, свидетелем которого он стал совсем недавно. Разговор двух странных людей ночью в пустой академии.
– Вернуться можно, – сказал Матвей.
– Чего? – Павел обернулся.
– Можно вернуться в твой мир.
– Откуда ты знаешь?
– Слышал в академии. Учёные разговаривали. Один говорил, что можно, но какие-то проблемы возникнут. Якобы, миры схлопнутся или что-то вроде этого – я не понял толком. Хана всему, одним словом, будет.
Взводный озадаченно почесал затылок под шапкой. Каска его теперь висела на мешке за спиной.
– Хм, интересно, – проговорил он. – Видимо, поэтому от меня и скрыли. Постой, а когда это было?
– На следующий день после того, как мы в город вошли. Я в академии сидел.
– Ясно. Ну теперь уже точно без вариантов. Если всем хана, значит, тем более нельзя возвращаться.
– Получается так.
– Жаль, а с другой стороны… – Павел остановился. – Глянь-ка, снег пошёл.
Матвей тоже заметил, что с неба сыпется мелкая белая крупа. Подставил руку. Он очень давно не видел снег.
***
Хотели дежурить по очереди, но Матвей оказался не в состоянии. Последние три ночи он испытывал проблемы со сном. Решив дать парную отдохнуть, Павел сам остался на посту до рассвета. Ему было о чём подумать. Он сидел в кромешной тьме у оконного проёма с винтовкой наготове и размышлял о прошлом, о будущем, о судьбе своей и об идеях, которые внезапно обрели для него смысл, о крахе, что постиг народную армию и о словах, сказанных Матвеем.